Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016

Пытался полюбить других девчонок –
Пылкую изображая страсть,
Писал стихи какой-то восьмикласснице в Уфу,
Прыщи давил…

Сказала, что уже бабушка –
Сказка с хорошим концом.
Сколько себя помню – всегда был влюблен,
С детского сада – в нежную гармонию вселенной.

В сад из цветов попал ошеломленный,
Всадил в меня садовник нож из роз,
В сабельный удар попал тюльпанов,
Всадники гвоздик, живого, пригвоздили.
Оказывается, есть еще восторг,
Акация благоухает прямо в душу,
Око за око! – всем цветам,
Окаянные, укалывают насмерть!
Я и не знал, что можно так влюбиться в жизнь,
Явь такою негой может ранить,
Яростью пронзительной цветов,
Яхве, не гони меня из Рая!

Разбойником во лесах он был бы – лихим и жестоким,
Риски любит, как в детстве ириски. В пьяном угаре
Рим он мог бы разрушить варваром злобным,
Риэлтор… в аренду чужое жилье сдает,
Работа для черствых душой и ленивых,
Раб своих вредных привычек,
Радоваться людям не нужно и лишне – лишь бы впарить лоху
подороже,
Ради Христа, прости его Боже,
Рано отца лишился, маму не слушал, попал под дурное влиянье
песен блатных,
Раз, и первая ходка…
А как он поет!
Акафисты ему бы служить святым отцам чудотворцам!
Аще обрящеши кротость, одолееши мудрость!
А нам то что до заповедей древних,
Аспид, недавно опять выпил и руку поднял на родных,
Я же ему говорю – брат мой, добрее, добрее будь…

Озеро Щучье, купаюсь с моими детьми,
Оленьке – девять, сыну Дондоку – шесть,
Рядом мой друг, Мастер Ли, Лихотин Леонид –
Рябь от него по всему побережью.

Дочка и сын бросают мне круг – Папа, лови!
Долго я плыл к нему – 43 года,
Дорог мне радости каждый малюсенький миг
Досыта быть счастливым отцом во вселенной.

Много кипучей воды утекло стой поры,
Мною до дыр зачитана Книга священная судеб,
Снов из глубин, лавин мирской суеты
Снова и снова мне улыбаются дети на озере Щучьем…

Как приехал я однажды я в Санкт-Питерсбург,
Как не знаю кто весь простуженный,
Да как отпаивала меня королева митьков
Душистым собственных рук – глинтвейном.

А еще с нами был коллега ее –
Афигенных гравюрных дел мастер,
А хозяйка-красавица баиньки уже ушла,
А мы болтали до утра да варили пельмешки…

Так об чем у нас был с ним разговор –
Как я в Лувре однажды видел гравюры Гойи,
А он мне понарассказывал про их дела –
Афигенные их гравюрные титанические дела…

Там на кухне голубь на излечении жил не тужил,
В такой коробке картонной –
Он выглядывал в дырку и всевидящим оком косил,
Ну прям – Ленин из броневика…

Ну, я целу неделю стихи там читал –
У Арсена, у Мякишева с Ингой, с Умкой, у Либуркина,
Мою благодарность всем – кто бы приютил? –
Молча, как голубь бьет крылом о стенки черепной коробки…

Я обратно уехал я в азиатскую Москву родну,
Чтоб сон разума не рождал чудовищ…
Как во сне побывал, революции колыбель покачал,
Как бы глянул в окно – как бы в черный квадрат Европы…

Как бежала Агафьюшка, по траве да по камушкам,
Кабы знала куда убегать, утекать,
Шибче хитрой лисы, гибче мамушки-реченьки
Шла-бежала, она, а в руках самовар.
А лежал ее путь через сопки таежные,
А бежала, Агафьюшка, от советских властей,
А проворною мышкою, с самоваром под мышкою,
От людей хоронясь, во родной Куналей.

Пой пичуга-заступница о беглянке-преступнице,
Гой еси, о восстании мужиков-кулаков,
Как в глухие тридцатые староверы брадатые
Казнь Господню устроили, активистам-чертям.

А за это им было кому пуля в кулацкое рыло,
А кому – по этапу за Яблоновый хребет,
Из Петров-Забайкальского жинка сбёгла кулацкая,
Жизнь беречь бесперечь – сберегла самовар…

Самовар, тульский пар, самоварище!
Сам поет, петь зовет сотоварищи,
О латунный живот можно греться,
Оживить умеревшее сердце…

Вот стоит он, пузатый, сияет,
Человеческий род продолжает…
Эх да что не пыль – поем – в полюшке запылялася,
Ох и запялялася…

Человек может быть иль не быть,
Чумазый, голодный в морозной степи сирота-пастушонок,
Говорят, под хохот хозяйский, он звонко сказал: Буду Хамбой!
Грея озябшие ножки в теплой коровьей лепешке.