Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016

а в небе вместо разных облаков
немного целлофановых кульков

куда ты смотришь из трубы
на эту страшную Луну

и деревянные столбы
которые как в ту войну

урчит и свищет соловей
смеются женщины во сне

солдаты десяти кровей
стоят рядами на Луне

придёт затмение Луны
солдаты станут не видны

Птицебыки слезятся ночью
и в стёкла спальные глядят.
Они летают, но не очень
и то, когда отводишь взгляд.

К ним ходят женщины большие
стремя глазами и без рук,
простоволосые, босые,
не для любви, а для разлук.

Где-то ночью книжка плачет,
очень хочет быть живой.
Вероятно – это мальчик
с повреждённой головой.

И кому он будет нужен,
если я умру возьму?
Типа кто обед и ужин
или денег даст ему?

Русская литература –
сумасшедшая жена.
В позапрошлом вышла, дура,
из девятого окна.

А ангелы мои
с прозрачными устами
стояли у двери
и трогали глазок,

и в скважину замка
дышали голосами
«открой нам, ну открой
и спой ещё разок
о нежных городах
из вяленого мяса,
о тайных деревнях,
сплетённых из травы» –

настаивали вы,
а я себя стеснялся

и пел, не поднимая головы.

Кошка ходит и боится,
в комнате светло.
Вот июнь – июль продлится –
и тогда свезло.

На дворе стоят качели,
кто-то в них сидит.
Говорит, что не успели
и на нас сердит.

О, полиэтиленовые крылья!
Лететь нельзя, а вы меня закрыли!
Таскаю вас и постепенно горблюсь.
Всё больше вы и, в общем, что за совесть.

Но по ночам – у дочери в балкон
я выхожу и вылетаю вон,
в навязчивый, обширный, как Свердловск,
двуглазый сон. И запах – будто воск.

Лети. Лечу. А полиэтилен
как воды плещет около колен,
а над церквами и над гаражами –
нежгущееся, мажущее пламя.

Потом я прилетаю и курю
и сам с собой полночи говорю.
Спаси, Господь, я лживый ангел твой.
О, ветер – полиэтилен, не вой.

О, ветер! Приношу подмышкой слово –
вот скоро. Вот сейчас. Вот всё готово.
Вот слово и – я не Тебя боялся.
Вот все ушли. Не бойся. Я остался.

Сырая кровь идёт наружу
из-под ногтей.
Я думал, что я обнаружу
играющих детей,

которые кричат и кличут
воздушный змей.
А ангелы смеются, тычут.
Летают, кувыркаются. Не смей.

А кровь идёт. Полны карманы,
полны носки.
И у жены моей, как раны,
текут соски.

мне говорили что над головой
есть кто-то дополнительный живой

потом мне говорили что потом
он сообщит об этом т. е. о том

что чтобы я болел ну или врал
что чтобы жил где в общем ну Урал

и или плакал или много пил
и из двух окон голубей кормил

и умер и лежал четыре дня
что это он придумал для меня

напился деревянным пивом
купил полкурицы в кульке
как хорошо быть некрасивым
и налегке

когда дома стоят рядами
сухой апрель и слышен звук
идущий надо мной (над нами)
у поезда который вслух

идёт и шаркает ногами

Господь не оставляет нас
и держит руку на затылке
у каждого в подземный час.
Ты пьёшь из горлышка бутылки

и закрываешь, о, глаза.
О, посиди, смотри мне в шею –
со всех со четырёх вода.
Темно. Темно. Я не успею.

внутри несытных рябоватых рек
чего-то ищет смотрит человек
рукав засучит сунет руку в реку
и кто-то пальцы тронет человеку

и из воды пойдя кругами вдруг
потянутся к нему десятки рук
стесняющихся тёплых и печальных
на каждом пальце в кольцах обручальных

лицо им подставляет человек
смеётся плачет говорит про снег
горит костёр на низком берегу
начнётся снег костёр горит в снегу

Далёкий край, похожий на прицеп –
вокруг него одни леса и горы.
одни леса – и горы в них стоят,
как будто мебель в утренней квартире,
т. е. внезапно, вывалив нутро.
Соседи что-то сверлят спозаранку
и каменная мебель дребезжит.
И птицы дребезжат над ней, мятутся –
как будто клочья полиэтилена
в воронке ветра с мелкими камнями.
Растёт воронка, втягивает воздух,
стоит полупрозрачная юла
над лесом. А внизу гуляют люди –
здороваются, хлопают себя
то по груди, то по боку – неслышно
внутри одежды дребезжат мобилы,
как будто зубы у детей растут.