Николай Ефимович - Майя Плисецкая. Рыжий лебедь. Самые откровенные интервью великой балерины

«Левша» – третье обращение Щедрина к Лескову. Самое, может быть, выстраданное. И потому, что речь здесь идет о туляках (из тульских земель ведет историю разветвленный род Щедриных), и потому, что повесть эта уже 130 лет остается бесконечно актуальной.

В России меняется антураж – но не запойные умельцы, громилы-генералы, трусливые царедворцы, вороватые менты и даже доктора, что без денег и «тугамента» преспокойно оставляют помирать… Ругать «эту страну» легче легкого, однако сердцевина великого дара – не язвительность, жмущая на болевые точки, а бесконечная любовь и понимание, глубинное проникновение в самую суть национального характера. В этом Лесков абсолютно созвучен Щедрину, их общая столбовая тема – «русскость» во всех ее проявлениях.

Русские напевы бередят душу, и Левша – великолепный Андрей Попов – в какие-то мгновения кажется святым юродом из «Годунова»: погубленная жизнь самородка вырастает в житие мученика. А вокруг него идет придворная свистопляска, Платов грозно разъезжает на «досадной укушетке», британская принцесса, как бандерша, предлагает девочек на выбор, пестрый балаганный мир взвихривается страшной морской бурей… Единственная по-настоящему светлая сцена – конечно же, Тула.

Тут все точно по Лескову: в мастерской Левши «внутри дома огонек блестит, да слышно, что тонкие молоточки по звонким наковальням вытюкивают», а вокруг – множество любопытствующих и сочувствующих. Своих, тульских. В создании хоров Щедрину сегодня нет равных: частушечные и лирические напевы сливаются в удивительно гармоничное и задорное многоголосье, кружит по сцене нарядная по-крестьянски толпа (дивное разнообразие костюмов Ирины Чередниковой) и даже русские сугробы кажутся праздничной скатертью… Эти же сугробы в финале станут саваном.

Режиссеру Алексею Степанюку и художнику Александру Орлову вместе с Щедриным и Гергиевым в «Левше» было где развернуться: необъятная сцена новой Мариинки вмещает и отеческие просторы, и аглицкие мыльно-пильные заводы, и бешено бушующее Твердиземное море.

Но самым внушительным сценическим сооружением оказывается мелкоскоп: именно он позволяет увидеть главное чудо – стальную пляшущую блоху. Миниатюрная Кристина Алиева – в заграничном ловком цилиндре, а после перековки – в трогательном пуховом платке и рукавичках – покоряет обаянием и запредельным вокалом. Она вместе с хором и отпевает Левшу в финале грандиозного действа, прощаясь с «душой человечкиной». Щедрин и Гергиев доказали – большой стиль жив.

После премьеры толпа гостей, поклонников, журналистов (многие приехали в Питер специально) рванула за кулисы и там, окружив композитора, попеременно душила его в объятиях и рвала на части, выражая восхищение и пытаясь взять интервью… Любая поп-звезда умерла бы от зависти, а стойкий Родион Константинович, переждав этот девятый вал, отправился вместе со своими гостями в служебные апартаменты. Там Гергиев поднял бокал с шампанским в честь Щедрина: «Дай бог еще много раз: чтобы вы писали историю, а мы ее озвучивали! – И тут же весело добавил, что очень переживал, все ли получится: – Но я сразу понял, что все будет хорошо, когда появились невесты (сцена в Лондоне, когда Левшу вовсю соблазняют местные барышни. – Ред .)!»

– Все звучало волшебно, – признался Щедрин. – Вы сделали такое крещендо с этими свирелями и флейтами, что звучало так… – Родион Константинович показал голосом, как именно, и добавил смеясь: – Очень сексуально!»

Щедрин в день премьеры, несмотря на триумф, все же был «не в своей тарелке». Для полного счастья ему не хватало рядом Майи Плисецкой. Так уж случилось, что именно в день премьеры она повредила ногу. Прямо на сцене. Майя Михайловна пошла в буфет за водой для Щедрина – чтобы сам он не отрывался от последней репетиции. А здание театра новое, много там еще заковыристых мест. Но великая в искусстве женщина – она и в жизни великая. Чтобы не прервать драгоценной репетиции, еще несколько часов терпела боль и улыбалась. В результате было уже невозможно вечером ехать на спектакль. «Вот такая адова жизнь», – невесело пошутила Плисецкая: неизменно рядом все два с половиной года, пока Щедрин писал оперу, на всех читках и репетициях. И на тебе…

Вечером после премьеры уже в отеле Майя Михайловна попросила мужа рассказать все-все, до мелочей. И Родион Константинович, поедая присланные в подарок вкуснейшие питерские эклеры (весь день было не до еды), во всех красках рассказывал о своем любимом Левше и его потрясающей блохе.