В эти места можно было добраться либо по безлюдной, словно каньон с заводскими задами, улице Чапаева, либо по Мичуринской. Начинали путь с Большой Монетной (Скороходова), затем – по Малой Монетной, где жили несколько наших одноклассников. Со смешанными чувствами проходили мимо дворца Горчаковых. Тут нас принимали в комсомол «комитетовцы», почти ровесники, но, казалось, уже с налётом номенклатурной особости. Строго по-взрослому, утомлённо-снисходительно, задавали, казалось, каверзные вопросы. Похоже, они уже тогда знали, что вот-вот наступит время, и они, в отличие от нас – «лошар», через бизнес-трамплин НТТМов и аппаратные связи взмоют молодыми банкирами, биржевиками, руководителями СМИ, в крайнем случае – депутатами. Так и произошло, защищать «завоевания» социализма и Советский Союз никто из них не стал.
Дворцовый флигель занимал райвоенкомат. Отсюда мы уже в 7-м классе неожиданно получили в почтовые ящики блеклые невзрачные бумажки. Повестки. Нынче это затёртое словечко «повестка», «сорное» в устах современных политологов, всегда напоминает только о той военкомовской бумажке. Этой повесткой нам «предлагалось» явиться. Не «просили», не «следовало», а предлагалось. Что так вкрадчиво? Не по-военному, даже не по-мужски. Вроде – «как захочешь, можешь и не приходить…». Так шпана в тёмном подъезде, наслаждаясь беспомощностью жертвы, для начала «предлагает» поделиться сигареткой. Цель повестки – постановка на учёт и получение приписного свидетельства. С этого момента мы уже не принадлежали своим матерям и близким, хотя они тогда ничего не поняли. Нас можно было теперь, призвав, лишить здоровья, покалечить, надломить психику, приказать убивать, даже своих, как когда-то рабочих Новочеркасска, да и самих запросто лишить жизни. Кто-то и погиб: в Будапеште, Праге, Анголе, Мозамбике, Вьетнаме, Египте, на острове Даманском и, конечно, в Афгане. Погибали и просто в частях при отравлении гептилом, облучении, случайных взрывах боеприпасов, в разборках дедовщины. Теперь, задним числом, зададимся вопросом: за что в мирное время не стало этих парней, что, кроме ненависти получила взамен наша страна? Опустевшие русские земли…
Всегда, проходя мимо этой конторы, вспоминаю «Поезд в огне» Гребенщикова:
…Нас рожали под звуки маршей,
Нас пугали тюрьмой…
…И люди, стрелявшие в наших отцов,
Строят планы на наших детей…
…Я видел генералов,
Они пьют и едят нашу смерть…
Каждое утро, следуя мимо соседней многоэтажки, вижу на стене скромную табличку, будто виновато сообщающую: «в этом доме живёт семья рядового «имярек», погибшего в республике Афганистан при выполнении интернационального долга». Жильцы соседних домов, уже не одно десятилетие проходящие тут дважды в день, опускают глаза, втягивают головы в плечи. Ведь у них тоже дети и внуки. Парню было 19 лет. Кому он успел так «задолжать»? Все подобные таблички следует прибить на стены военкоматов как «боевые» итоги престарелых стратегов, так распорядившихся жизнями чужими, но не своих близких. Прибить гвоздями, заржавленными от слёз родни и невест. Кто теперь ответит, с кого спросить? Тогда мы, правда, об этом не думали, думаем ли сегодня?
Ну а матери продолжали с любовью нас тянуть, кормить, одевать, не спать ночами во время наших болезней. Учителя тоже старались как могли, учили и воспитывали порядочными, грамотными людьми. С последним бывали проблемы. И вот нас – троих семиклассников – «командировали» на вечерние дополнительные занятия по русскому языку с репетитором, пожилой учительницей. Занятия проходили на втором этаже дворового флигеля за домом № 33 по улице Скороходова. Наверное, это был «красный уголок» для политзанятий и просто «тусовок» пенсионеров. Один из трех, ученик нашего класса по фамилии Новиков, тихий, голубоглазый, с чуть вьющимися светлыми волосами немного заикался. Он смешно говорил: «пуфто здесь…», что значило «потому что здесь…» Те занятия что-то дали, хотя понятие «спряжение» не могу понять до сих пор.
Далее шли к улице Мира. Тут в здании дореволюционной гимназии располагалась элитная 80-я «английская» школа. Кто-то из наших школяров после восьмого класса спешно перебрался туда, видимо, бесплатно подготовиться к отъезду из страны. Эту улицу одна из моих бабушек по-прежнему называла Ружейной, ведь в 1913 году начинала учиться в этой гимназии. В 1914-м с началом 1-й мировой ее передали под госпиталь, гимназисток перевели в другие помещения Рядом со школой в нескольких корпусах обосновалось артиллерийское училище. Даже на улице тут осязался стойкий запах гуталина начищенных кирзачей, кожи ремней и крепкого пота тренированных молодых, марширующих строем, курсантов. Сколько наших девушек-красоток решилось связать с ними свои жизни, а счастливых судеб, к сожалению, почти не припомню. Видимо, не удосужились в своё время полистать «Юнкера» и «Поединок» Куприна.
Читать дальше