В Театре Комедии, у Акимова, еще студентом, я проходил практику по режиссуре в течение 3 лет, по два часа в неделю. Вначале изучали технические цеха у завпоста Бураковского, а потом у самого Акимова на репетициях. У меня сохранился пропуск в театр и программки тех лет. На практике я был на спектаклях «Гусиное перо» Лунгина и Нусинова и на «Двенадцатой ночи» Шекспира. Я упоминал, что, к сожалению, все блокноты с записями, книги, я оставил в камере хранения общежития и никак не смог забрать.
Акимов говорил на репетиции: «Только одному Рафаэлю можно менять мир. Впрочем, не буду перечислять великие имена и сохраню тайну своей ограниченности в восприятии искусства». Это Акимов так говорил о себе. Он был ироничный, самокритичный. Для него не существовали авторитеты его времени. Но уважал Вивьена, Товстоногова, Райкина, Мравинского, Рихтера, Гилельса, Аникушина и Ростроповича. В редких беседах он упоминал о них. На репетициях Акимов мало говорил, почти что не поднимался на сцену, чтобы показать актеру чего он хочет. В основном сидел с сигаретой с утра до вечера. Без сигареты я его видел, когда он шел по коридору. Меньше меня ростом, с залысиной, с большим носом и ироничными губами и с глазами, говорящими о готовности кого-нибудь «укусить». Про «местком» в космосе я уже писал. Его насмешливый взгляд и сейчас у меня в памяти. Но иногда был грустный, отвлеченный на репетиции.
Еще молодым он поставил в Москве в театре Вахтангова спектакль «Гамлет». «Мой «Гамлет» произвел большой шум и меня объявили злейшим формалистом. Как художник я им полезен, а как режиссер – недопустим», – как-то сказал на репетиции Акимов. Из-за «Гамлета» тогда критики напали на него. Красный шлейф Гамлета шокировал и зрителей, и критиков.
В 1935 году начальник Управления культуры г. Ленинграда сказал Акимову: «У нас есть плохой театр Комедии, если вы за год сделаете этот театр, то беритесь». Акимов победил.
Еще до войны Акимов познакомился с молодым Евгением Шварцем, впоследствии ставшим драматургом. И сподвигнул Шварца на написание пьес. И всю жизнь Акимов ставил пьесы Шварца: «Тень», «Дракон», «Обыкновенное чудо», «Голый король», «Повесть о молодых супругах».
«Тень» Шварца в театре Комедии стала как «Чайка» для МХАТА, «Принцесса Турандот» для театра Вахтангова.
У Акимова работали такие актеры как народные артисты РСФСР Б.Тенин, Л. Сухаревская, И. Зарубина, А.Панков, А.Бениаминов, Н.Трофимов.
Заслуженный артист А.Бениаминов был парторгом театра. Когда я пришел в первый день на практику в театр, он подошел ко мне, не погнушавшись студента, сказал: «Я, Бениаминов, артист, парторг театра. Обращайтесь за помощью. Есть жалобы – обращайтесь. Не стесняйтесь».
А позже, уже через много лет, когда спросил про Бениаминова, мне ответили:
– Парторг твой первый уехал в Израиль. Вот такой твой парторг.
Показалось я виноват в случившемся.
У Сережи Дрейдена (фильм «Окно в Париж», «Царь») отец Симеон Дрейден написал книгу о посещении Ленина одного спектакля. Книга в триста страниц. И так можно. Дрейден учился параллельно на актерском факультете вместе с И.Резником, А. Шурановой (фильм «Война и мир»). В перерывах репетиций «Гусиного пера» Сережа Дрейден играл главную роль, мы беседовали о чем-то, не относящимся к театру. Запомнились замечательные актеры и как люди: Лева Лемке, П.Суханов, И. Зарубина, Г.Воропаев. Мы с Эльзой Коковой, режиссером-практикантом приходили раньше на репетицию и сидели в курилке. Делали вид, что ничего не подслушивали, а у самих уши были направлены на актерский объект. Я садился сбоку – припеку и ловил сказанное.
Однажды объявили после репетиции худсовет. Я попросил разрешения у Акимова поприсутствовать на худсовете. Акимов резко спросил: «А вы член худсовета?». «Нет», – отвечаю я. И Акимов удалился в комнату. Я понял, что на худсоветы двери для посторонних закрыты.
Атмосфера театра того времени была здоровой. Это был пик расцвета театра Комедии, театр ставил Шекспира «12 ночь», Чехова «Пестрые рассказы», Агаты Кристи, Пристли, Сухово-Кобылина «Дело», «Свадьба Кречинского», современных авторов.
Принесли пьесу «Свадьба на всю Европу» молодые авторы Штейнбок, Штейнрайх. «Что это за фамилии? Придумайте псевдонимы», – сказал Акимов. Так родились авторы Аркадий Арканов и Григорий Горин.
Акимов был достаточно грустный, молчаливый. Подперев рукой голову, сидел как истукан. Я бы не выдержал сидеть в одной позе часами. Может это я попадал на репетиции, когда он был в меланхолии. Замечания актерам делал мало. Почти ничего не говорил. В спектакле «Гусиное перо» были заняты народная артистка РСФСР Ирина Зарубина, которая снималась у Эйзенштейна в «Иване Грозном», в «Петре I», знаковая фигура того времени. Зарубина репетировала одну сцену с молодым актером Дрейденом всегда одинаково, непоколебимо. Даже интонационно каждый день одинаково. Сергей же Дрейден на каждую репетицию вносил что-то новое. Его герой-школьник заходил в кабинет с собачкой на веревочке. Но собачки-то не было. Воображаемую собачку приводил. Она то рвалась вперед, то назад и Дрейден пластичный вытворял такое с этой воображаемой собачкой, что Зарубина смотрела на Акимова с возмущением. Текста возмущения у автора не было, и она не знала как реагировать на все это. Когда Зарубина смотрела вызывающе на Акимова лицо ее выражало возмущение по поводу своевольничания Дрейдена. «Что за безобразие?! Что это отсебятину вытворяет молодой актер?» – было на лице у знаменитый актрисы Зарубиной. Акимов ничего не говорил Дрейдену. Акимову нравился не зашоренный, не закомплексованный молодой актер. Зарубина терялась. Но спектакль был хороший, хотя и рядовой для Акимова. На репетициях он был какой-то даже отвлеченный. Как будто он человек со стороны, просто смотрит. На студентов-практикантов ноль внимания. Просто со всеми «здравствуйте» и точка. Садился в кресло и до конца репетиции не вставал. У него было много всяких студентов-практикантов, и поэтому он был даже равнодушен к нам. У нас была созерцательная практика. Вопросы могли быть, но только после репетиции. Но я боялся что-нибудь спросить. Это с годами приходит нахальство, робость уходит, и городишь всякую чушь.
Читать дальше