Тамара Худякова - Мой адрес - Свердловск, дом отдыха «Шарташ»

Вход в наш лес был с двух конечных остановок трамвая. Один с кольца «Шарташ» через лес, другой – с кольца «Втузгородок», через рыбзавод, от которого всегда уже издалека пахло вкусно копчёной рыбкой (почти все шарташские периодически работали там), мимо коллективных садов, мимо Каменных палаток. Моста Малышевского тогда ещё не было и все шли напрямую через железнодорожную линию с переездом. А объездную автомобильную дорогу, Егоршинский подход, построят только в начале семидесятых, по ней, новой и чёрно-асфальтовой, ещё не открытой для движения, так яростно мы будем гонять на велосипеде, а пока здесь лес густой. Жители ходили через лес пешочком, дорога занимала от силы полчаса. Входившие в лес сразу замедляли шаг, вдыхали чистый воздух густо пахнувшей разогретой солнцем хвои, тяжёлые сумки ставились на землю. Порой и обувь сбрасывали с наслажденьем. Здесь, у кромки леса, заботливо были поставлены скамейки. Уф! Передышка. Беспокойный, пыльный город позади. Родной лес. Они уже дома! Такими жителями теперь будем и мы.

И вот мама снова стала официанткой. Снова, потому что уже служила здесь, в шарташской столовой, после войны, шестнадцатилетней девчонкой. Бегала сюда из посёлочка Бархотки, где жила в отчем доме. Отец, Пётр Гаврилович Боровских, с товарищами основали её и построили здесь первые дома. Посёлок они назвали Бархотка, от слова «бархат», уж больно зелёный выгон для коров был на этом месте, бархатная травка. Сейчас Бархотки нет, на её месте стоит здание Блюхера, 50. А тогда мама и бегала на работу отсюда утром и вечером через линию и лес, по дороге успевала собрать горсточку земляники, искупаться. Её здесь хорошо знали, помнили и, как оказалось, любили.

Юная мама, официанточка дома отдыха «Шарташ»

Меня, как полагается, представили всем столовским и, конечно, тут же накормили, переплели косички, натолкали полные кармашки конфет, каждая подержала меня на руках, и показали всех столовских кошек. Мне понравилась такая новая жизнь в лесу. Всё было по-домашнему уютным и казалось родным: сказочные деревянные дома, как из книжек, бескрайний лес, дорожки, посыпанные жёлтым песочком, цветы, посаженные в любом удобном для этого месте, и много женщин в белых халатах и косыночках, кружевных передниках и крахмальных коронах на головах.

Ниночка! Машенька! Оленька! – звучало со всех сторон. Размеренность, покой и режим. Маленькие часики на тонком ремешке, босоножки-плетёнки на каблучке, бусики, брошечки, капроновые блузочки, крепдешиновые платьица. Хохотать по любому поводу. После смены бежали на озеро искупаться, потом в клуб на танцы или в кино.

А где же жить? А вот где. Нашим первым домом на Шарташе стало служебное жильё. На конечной остановке нашего автобуса 23-го маршрута, возившего жителей и отдыхающих от Восточной до дома отдыха «Шарташ», стояла будочка, бывшая диспетчерская конечного пункта, состоявшая из навеса со скамейкой для ожидания автобуса и комнатки дощатой.

Вот в этой балагушке нам и предложили временно пожить. Стены – два ряда досочек, между ними шлак. Засыпушка. Потолок дощатый, крыша крыта толем. На единственном окне – решётка, чтоб диспетчера не обокрали, видимо. Ну и дверь, естественно. Добрый и сочувствующий нам электрик Володя Грехов провёл электричество. У нас появилась лампочка и розетка. Кто-то отдал нам кровать, и она еле-еле поместилась у стены, комнатка-то была два на два метра. У окна тумбочка, она и стол, умывальник-рукомойник с ведром, на табуретке ведро с питьевой водой и плавающим в нём ковшиком. Из удобств – всё. Ну мы и зажили. Мама уходила утром в столовую, я была предоставлена полностью себе. Уходя, она просто говорила мне, пятилетней: «Смотри, в воду далеко не лазь!»

Эта осень оказалась тёплой, и дети купались долго, носились по лесу допоздна, ловили, да что угодно ловили сачками на озере! Прятки, мяч, новые подружки, одуряющий бесконечный простор Шарташа, осознанный как огромное богатство. Содранные коленки, заклеенные послюнявленным подорожником. Один на всю компанию кусок хлеба, помазанный маслом и посыпанный сахаром, вынесенный кем-нибудь из дома и откусанный каждым по разочку. Если в животе сильно заскулит от голода, бежали в столовую, у многих матери там работали, нас шёпотом загоняли под стол, чтоб не видела диетсестра, скатерть бархатная до полу висела. Туда толкали тарелки с едой.