Карина Добротворская: Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже

я всё еще могу вернуться? Что ты будешь растить

чужого ребенка? Брашинский говорил мне, что при-

мерно в это время ты сказал ему:

— Моя девчонка ко мне больше не вернется.

Почти те же слова недавно повторила Рената Лит-

винова, которая в конце девяностых была замужем за

Александром Антиповым, продюсером твоего “Упыря”.

За несколько дней до смерти ты якобы спросил:

— А кто мне вернет мою Карину?

Пересказывая это, Рената глубоко вздохнула: “Вы

женщина роковая, Карина”. В ее исполнении это про-

звучало почти смешно. Недаром ты сразу сказал, впер-

вые увидев ее в “Увлеченьях” Муратовой, что никакая

она не дива, а блестящая комическая актриса.

Вскоре я приехала в Питер, мы встретились на

Суворовском — надо было подать заявление на развод.

Леша приехал со мной, но в здание суда заходить не

стал, ждал в кафе на углу. Ты шел мне навстречу —

своей пружинистой мальчишеской походкой, как тогда

через дорогу на Фонтанке, когда я впервые тебя увидела.

Издалека ты казался совсем подростком. А когда

приблизился, я увидела, как ты изменился: серо-

коричневое лицо, красные воспаленные глаза, сухие

губы с каким-то злым изломом, почти бритая голова.

315

Ты скользнул взглядом по моему животу, обтянутому

черным широким котеговским платьем. Принужденно

усмехнулся:

— Господи, ну ты даешь!

Сидя в очереди, мы пытались о чем-то говорить, но ничего не получалось — уж очень было нервно, внутри меня всю трясло. Когда дело было сделано —

заявление подано, — ты спросил:

— Хочешь, пойдем выпьем кофе? Посидим где-

нибудь?

— Не могу, — ответила я. — Меня Леша ждет.

— А, ну да, конечно. Тогда пока.

Ты развернулся и пошел прочь. Люба рассказала, что в этот день ты сорвался по-крупному, отчаянно —

мистер Хайд бился головой об стену. Я знаю, что так

оно и было.

Второй раз я приехала в Питер через месяц —

получить официальную бумажку о разводе — в тот же

ЗАГС на Суворовском. Эта встреча прошла легче, без

дрожи и напряжения. Живот у меня был уже огром-

ный, и его размеры как бы отдаляли меня от тебя.

В этот раз мы оба были спокойнее. Получилось даже

что-то обсудить. Как жизнь? Как работа? Как твоя

девушка? Как Лешечка? Нормально? Ну ладно, держись. Пока! Простились мы почти дружески.

— Звони мне, ладно? — сказала я.

— Посмотрим.

Дежавю — ты резко развернулся и пошел прочь

по Суворовскому проспекту. Я оглянулась тебе вслед.

Но ты — не оглянулся. Я запомнила, что на тебе были

те же рыжие ботинки, которые мы несколько лет назад

купили на распродаже в американском Боулинг Грине

и которыми ты бил меня на “Кинотавре”. Но тогда

я подумала не об этом, а о том, как же аккуратно ты

носишь обувь: я бы их давно ухайдокала.

Больше я тебя никогда не видела.

88.

25

317

ноября 2013

Мне всё труднее тебе писать — но всё равно надо

писать. В конце июля мы с Лешей поженились — где-

то в районном ЗАГСе, без цветов и без свидетелей.

Поскольку московской прописки у меня не было, в ЗАГСе надо было предъявить билеты на поезд —

туда и обратно. Мы купили самые дешевые — в общий

вагон. Кассирша с укоризной посмотрела сначала на

мой огромный живот, потом на Лешу:

— Может, хотя бы не в общий вагон?! Девушка же

беременная.

— Перетопчется, — ответил Леша, и мы оба рас-

смеялись. Потом погуляли по центру, держась за руки, съели невкусную паэлью в ресторане на Большой Дми-

тровке и поехали на метро в Сокольники.

В конце августа мы говорили с тобой по телефону.

Мне опять нужны были какие-то бумаги, книги. Разго-

вор получился спокойный. Ты спросил, когда мне

рожать. Услышав, что недели через две, пожелал удачи.

Не помню уже, сказала ли я, что у меня будет мальчик.

Иван.

На следующий день тебя не стало.

89.

318

2 декабря 2013

Я поняла, что Сережу я потеряю. Я это знала с самого

начала, но сегодня ощутила особенно остро. Так много

лет я жила в каком-то коконе, в который завернулась, защищаясь от боли.

Этот кокон я плела очень тщательно — вот слой

работы, вот слой семьи, вот слой недвижимости.

А Сережа появился и стал осторожно снимать слой за

слоем. И я теперь как будто голая. Больно, страшно, стыдно. Но зато я чувствую себя уязвимой, а значит —

живой. Достоевский говорил, что человеку для счастья

нужно столько же несчастья. Кажется, я впервые пони-

маю, что это значит.