Карина Добротворская - Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже

по случаю Сент-Эмильона grand cru — к тому времени

я уже понимала, что это означает.

Выпутываться из кокона Лешиного обожания

и возвращаться в Питер после этой красивой стериль-

ной квартиры было всё труднее. Сравнение — раздра-

жение — страх. Время тянулось медленно. Близился

июнь — очередной “Кинотавр”.

Наступило наше последнее с тобой лето.

81.

294

13 ноября 2013

Иванчик, ты бесконечно снимал меня маленькой

любительской камерой, и у меня сохранилось много

фотографий со второго “Кинотавра”. Хотя бы так ты

демонстрировал свое авторское видение и смотрел на

мир через глазок камеры. Ты с нетерпением ждал, когда

проявят пленку и напечатают картинки, — для тебя

в этом был момент чуда, магии, непредсказуемости.

Нынешняя цифровая эпоха, когда всё можно увидеть

и поправить в процессе, убивает спонтанность, неожи-

данность, интригу. Всё можно отредактировать — себя, свою жизнь, свою внешность, даже свои поступки.

Ну вот, я ворчу как старуха, а ты, вероятно, восхищался

бы этими фантастическими возможностями, а вовсе

не оплакивал бы пленку. Хотя вот покойный Балабанов

говорил, что будет снимать только на пленку, потому что

пленка — живая. И что эту жизнь цифрой не подменишь.

Помню, как мы сдали пленки в какую-то маленькую

сочинскую контору — для этого мы специально отпра-

вились в центр города. Потом ты гордо демонстрировал

друзьям и коллегам фотографии. Кто-то, взглянув на

них, сказал:

— Можно подумать, что главной звездой фестива-

ля была Карина. Она в центре каждой мизансцены.

Мне было неловко и приятно одновременно.

Ты волновался, когда нам надо было пройти по

красной дорожке в вечер открытия фестиваля. Я была

в коротком шелковом черном платье в горошек (Коте-

гова, конечно!). Мы шли, держась за руки — я была

на каблуках, почти на голову выше тебя. Благодарные

сочинцы нам превентивно похлопали — на всякий

случай, мало ли кто это идет. Дома, в Питере, ты вставил

295

сочинские снимки в маленькие альбомы (ты всегда

тщательно раскладывал свои фотографии, только

потом я поняла, что ты таким образом их “монтиро-

вал”). На каждой фотографии была я. Это была еще

одна версия “Девчонки с причала”, еще одно объясне-

ние в любви. Эти дешевые пластиковые альбомчики

у меня сохранились. Только фотки в них немного

выцвели. И на месте каких-то фотографий зияют

пустоты. Почему? Кто их оттуда вынул? Зачем?

Поначалу на этом “Кинотавре” всё у нас шло

неплохо. Мы, правда, много молчали, что было непри-

вычно. Но молчание не было тягостным. Нам с тобой

было о чем молчать, даже тогда. Мы держались за руки, когда гуляли вдоль моря или ходили в город. Ужинали

в ресторане на променаде — вдвоем. Леша звонил из

Москвы в наш номер, умолял писать ему на пейджер, не исчезать. Чувствовал угрозу.

У Леши был легальный повод мне звонить: в тот

момент “Коммерсант” издавал газету “Не дай Бог!” —

предвыборную агитку, рассчитанную на провинцию

и призванную завалить коммунистов и протолкнуть

Ельцина. Тарханов в этом довольно позорном проекте

отвечал за все культурные интервью. Нужно было

найти для каждого номера несколько любимых наро-

дом деятелей культуры, готовых проклинать советскую

власть. За каждое такое антикоммунистическое интер-

вью платили много — долларов триста. Три интервью

означали костюм или пальто от Тани Котеговой. По-

этому я за них и взялась. Ну и к тому же Леша просил.

В данном случае он не только хотел дать мне заработать, ему и в самом деле нужна была помощь — народные

артисты ругали коммунистов неохотно.

Ты, с твоей врожденной брезгливостью и ненави-

296

стью к политическим манипуляциям, сразу отказался

от участия в “Не дай Бог!”. И меня отговаривал.

Жадность во мне победила, но делала я эти интервью

с противным осадком в душе. Одно такое интервью

я помню прекрасно. Я пришла к совсем старенькому

Евгению Лебедеву в его квартиру в “Дворянском гнезде”

на Петроградской. Ему хотелось говорить не о комму-

нистах, а о Достоевском — он только что сыграл Фому

Опискина в БДТ. Но я упрямо клонила в свою сторону.

Через день после нашей встречи Лебедев умер. Я пони-

мала, что я тут ни при чем, но чувствовала себя отвра-

тительно, как будто это я и убила. И даже не позволила

ему перед смертью порассуждать о том, что его