Вячеслав Харченко - Москвич в Южном городе

Я присвистнул:

– Ничего себе.

– Только никому не говори.

– Ты что, к ядерной войне готовился?

– Ну а что, работа у меня теперь не морская, сидячая, с платами и схемами, придешь вечером, возьмешь лом и долбишь, думал погреб сделать, а потом майдан начался, за детей страшно, ну я пять лет и долбил.

Я осмотрел тусклую комнату. Под потолком зияло еле заметное оконце, похожее на бойницу, в углу стояли баклажки с пресной водой, громоздился ряд консервов, на стене висел автомат Калашникова, вверх уходила вентиляционная труба, в центре стояли диван и мангал.

Платон показал рукой на мангал и произнес:

– Бери-ка.

Мы взяли мангал и вынесли во двор.

– Баранину лучше брать у татар. Ты знаешь, где сидят татары?

– Знаю, – сказал я, взял деньги и пошел на центральный рынок…

Любимая, я помню, мы летели на Родос, и ты вместо завтрака в самолете купила лотерейный билет за два евро. Красивый статный грек-стюарт так близко наклонился к твоему лицу, показывая лотерейные билеты, что я заревновал.

– Зачем тебе лотерейка, – сказал я, – давай я лучше куплю тебе гамбургер за десять евро.

Но ты отказалась. Ты предпочла мифический дом на берегу Эгейского моря за два евро вполне конкретному гамбургеру за десять евро. А потом, уже в России, я все хотел спросить тебя, как поживает лотерейка, может, ты что-то выиграла, например, дом на берегу Эгейского моря, но все забывал. Может, у тебя теперь есть и дом, и гамбургер, но ты просто скрываешь это от меня.

Эх, дом на берегу Эгейского моря. Зачем тебе он, если теперь мы можем жить в Южном Городе и каждые выходные бродить по берегу Черного моря. Разве тебе не нравится Черное море? Разве море имеет национальность и территориальные границы? Море было всегда, еще до людей. Еще до войны. Мы умрем, а оно будет шипеть и трепыхаться. Ах да, я забыл, санкции, санкции.

Сижу около ломбарда «Капитал» с барельефом Карла Маркса, пью кофе у Адама и жую шоколадный круассан. На крыльце ломбарда появляется двухметровый здоровенный бритый Вадик с щенком под мышкой. Он резко открывает скрипучую дверь, входит в ломбард и ставит щенка на стойку перед оценщиком. Так как дверь остается открытой, то мне хорошо слышен разговор двухметрового Вадика и оценщика.

– Это что? – брезгливо спрашивает оценщик и пытается согнать блохастого щенка со стойки.

– Это Багратион, – радостно сообщает Вадик.

– Вижу, что не Кутузов.

Оценщик сгоняет щенка со стойки, но щенок не уходит.

– Всего тысяча рублей.

– За что?

– За Багратиона.

– Мы принимаем только золото.

В помещении жарко, оценщик достает платок и вытирает пот со лба.

– Это не щенок, а золото, – начинает Вадик расхваливать щенка, – он не гадит, спит на подстилке, ест все, даже арбузные корки и мармелад, спит с детьми и охраняет все подряд, настоящая порода!

– Да, знатный охранник, – оценщик скептически осматривает тощего щенка.

Щенок начинает лизать ему руку. Оценщик в страхе одергивает ладонь:

– Но мы принимаем только золото!

– Хорошо, семьсот рублей.

– Только золото!

– Пятьсот.

– Я сейчас вызову Росгвардию!

– О! Он может пригодиться Росгвардии! Триста рублей!

Щенок встает в позу, подразумевающую отправление малой нужды на стойке оценщика.

– Пошел вон! То ворованного осла приведут из зоопарка, то черепаху из ботанического сада, то щенка.

Оценщик свирепеет и жмет тревожную кнопку. Вадик забирает Багратиона и выходит из ломбарда. Зевает, осматривает улицу Карла Маркса, видит меня и кричит:

– Привет, Славик!

– Привет, – говорю.

– Багратиона хочешь, всего сто рублей?

– Вадик, мне не нужен ни Багратион, ни Наполеон, ни император Александр, а сто рублей я тебе так дам.

– Я что попрошайка, у меня ИП!

В Южном Городе у всех ИП. Дома оформлены на ИП, квартиры оформлены на ИП, бабуля, продающая семечки на набережной реки Сапгир, гордо сжимает табличку «ИП Трафельдюк И. А.».

– Ну как хочешь.

– Ладно, давай, завтра верну.

Достаю сто рублей и даю Вадику. Вадик отпускает Наполеона на землю, дает ему ногой легкий поджопник и бредет во дворы.

В книжном магазине Южного Города я купил Льва Шестова всего за двести рублей. Купил, сел на лавочке прямо на местном Арбате, пью пиво и читаю «Достоевского и Ницше». Молодежь не обращает внимания и проходит мимо. Женщины постарше заинтересованно смотрят, но тоже проходят мимо.