Вячеслав Харченко: Москвич в Южном городе

Или, например, вам нужен парк героев. Героев очень много, парков героев тоже много, но вам нужен именно этот парк героев. Вы спрашиваете:

– Где парк героев?

– Каких героев? – отвечающий опешил, он явно не ожидал, что в стране еще остались герои.

Я отвечаю:

– Этих героев.

– А-а-а, этих героев, – тянет прохожий.

После долгих раздумий (слышится присвистывание) вам советуют ехать на троллейбусе, очень далеко, два квартала. Страдаю, на всякий случай ищу на карте. Оказывается, парк героев в пятнадцати минутах ходьбы.

Сижу на работе, смотрю в окно. Южная женщина говорит по мобильному телефону. Через час опять смотрю в окно. Та же южная женщина говорит по телефону. Через час смотрю. Говорит. Кто она? С кем говорит? Муж? Любовник? Сын? Какой тариф мобильной связи? Надо придумать новую службу «Позвони нам».

– Алло, – говорит звонящий.

– Алло, – отвечает телефонист (в эпоху искусственного интеллекта это, наверное, робот).

– Вчера в наш универмаг завезли фейхоа, а денег нет, и сыро вокруг стало, ноябрь, а сыро, а должен быть мороз, и сын пишет, что у них там холодно и совсем нет рыжиков, забыл вкус рыжиков, знаете, какие у нас замечательные рыжики, и утки уже собираются в стаи, скоро им лететь на юг, и обещают первый снег, вы любите первый снег?

– Да, да, – медленно и вдумчиво отвечает робот, он важен, у него приятный мурлычущий баритон, если бы робот был оперным певцом, то имел бы несомненный успех у женщин.

– А потом они принесли два отреза отличного крепдешина, и мне стало так легко на сердце, что захотелось петь, и я запела «на дальней станции сойду», а он так посмотрел, что мороз по коже и крылья выросли, и я чувствую, как что-то теплеет у меня чуть ниже пояса, и такой жар по всей коже, словно мне шестнадцать лет.

– О да, о да, – медленно отвечает робот.

– А в небе розовый рассвет, а он пишет, лучше взять «лендкрузер», а я отвечаю, что в море есть медузы и огоньки, и светится все, а он говорит, что на даче лучше вырыть колодец, потому что скважина – дело ненадежное, а мне снятся две белочки, и утром сын принес торт.

– О да, о да, о да, – медленно и эротично отвечает робот.

Через час посмотрел в окно на женщину. Разговаривает по телефону.

В Южном Городе течет река Салгир. Я иду по ее мраморной набережной и цитирую стихи поэта Генриха Сапгира:

Салгир-Сапгир рекой можно назвать с большой натяжкой. Ручеек. Говорят, по весне, когда тает горный снег, ручеек Салгир-Сапгир вздувается, выходит из берегов, и поддавшись буйному стихийному нраву, крушит все, что попадается ему под руку: дома, строения, машины и зеленые насаждения. Обыватели в страхе разбегаются и ждут, когда буйная река Салгир-Сапгир опять превратится в ручеек. Река Салгир Южного Города олицетворяет собой сложный нрав русского человека, существа в общем тихого, но способного на гневный и кровожадный поступок.

Соседка Надежда, осмотрев виноград, свисающий с пластиковых веревок над моим крыльцом, произнесла:

– Надо срезать, когда листья облетят.

– А что, листья облетят? – спросил я.

– Облетят, куда денутся, думаете, здесь не бывает зимы?

– А зачем срезать, больше листьев, больше тени, – я взглянул на почти сухие стебли и свисающие с них гроздья мелкого почти засохшего дикого винограда.

– Так попрет.

– Кто попрет?

– Виноград.

– Так это хорошо.

– Что хорошо? Веревки оборвет.

«Что же здесь творится весной, – подумал я, – все лезет и стремится к солнцу, бушует и прогрессирует».

Я вспомнил папин подмосковный виноград. Чахлый и замученный. Никто его не обрезал, а даже наоборот: закутывал во все теплое. Папа очень гордился своими двумя тонкими подмосковными кустиками.

– А как его обрезать? – спросил я соседку Надежду.

– Я покажу, – ответила Надежда и внимательно посмотрела мне в глаза. – Позовите как-нибудь в выходные, и мы будем вместе обрезать виноград.

Я представил, как соседка берет остро отточенный нож, забирается на стремянку, потом долго выбирает стебель винограда, который надо обрезать, потом делает одно резкое движение, и стебель падает на землю, а я стою рядом с ней, собираю с земли обрезанные стебли винограда, передо мной мелькают ее белые еще крепкие и стройные ноги.