Михаил Перельман - Гражданин Доктор

В научном плане с прицелом на докторскую диссертацию напрашивалась вторая тема, которая представлялась новой, актуальной и интересной в анатомо-хирургическом, клиническом и физиологическом плане. Этой темой была ваготомия при язвенной болезни, которую после американцев начал производить А. Н. Филатов в Ленинграде. В нашей клинике ваготомию стали делать в конце 1946 года. Оперировали, как правило, при язве двенадцатиперстной кишки с выраженным болевым синдромом. Эффективных методов консервативного лечения в то время не существовало, из лекарств была лишь питьевая сода. В то же время чрезбрюшинная стволовая ваготомия под спинальной анестезией у худых мужчин представлялась относительно простой и высокорезультативной операцией. Изучение литературы закончилось написанием обзора, который позже был опубликован в журнале «Хирургия» № 12 за 1948 год. Для выполнения анатомической части работы я решил пойти по уже испытанному пути – обратиться за помощью в Москву, к Владимиру Васильевичу Кованову. По его предложению к этой работе подключилась ассистент кафедры Татьяна Борисовна Богуславская. Она была военным хирургом на фронте, а после демобилизации активно работала на кафедре и имела большой опыт в препарировании нервов и приготовлении анатомических препаратов.

Во время моих приездов холодной зимой в Москву мы на трамваях ездили в морг психиатрической больницы им. П. П. Кащенко, в котором были условия для получения анатомического материала. Одновременно с моим товарищем по Новосибирскому медицинскому институту физиологом и неврологом Иосифом Фейгенбергом мы в электрофизиологической лаборатории НИИ психиатрии в Сокольниках стали разрабатывать электрогастрографию. Эксперименты с заглатыванием в желудок электродов проводили на себе и моей двоюродной сестре. В Ярославле продолжали оперировать больных, предложили способ «мнимого кормления» для определения радикальности ваготомии в клинической практике («Хирургия», 1950, № 5, с. 29–31). Работа продвигалась, но моя неудача с диссертацией по хирургии боталлова протока подсказывала необходимость солидной столичной шлифовки и поддержки. В мае 1950 года, собрав весь имеющийся материал, я приехал к Владимиру Васильевичу Кованову. Кратко изложил результаты полученных анатомических, физиологических и клинических исследований. Реакция Кованова была мгновенной – пиши заявление и с осени приезжай ко мне, будешь работать ассистентом кафедры. Листа хорошей бумаги под рукой не оказалось. Я вырвал лист из школьной тетради и написал заявление. Владимир Васильевич его тут же подписал:

– Передай или перешли моему секретарю в дирекцию вместе с пакетом необходимых документов, – сказал он.

Течение дел расстраивали бурные политические события. Неблагоприятную атмосферу в преподавании студентам и в научной работе мы реально стали ощущать с 1948 года, когда в печати началась борьба с «морганизмом-вейсманизмом». Вскоре добавилась резкая и грубая критика генетики с закрытием ряда кафедр. Затем – шквал борьбы с космополитизмом, раболепием и низкопоклонством перед иностранщиной, запрет на свободное пользование зарубежной медицинской литературой, требование о минимальном цитировании иностранных авторов в статьях, книгах и диссертациях. В июне-июле 1950 года состоялась объединенная «Павловская» сессия Академии наук и Академии медицинских наук СССР, посвященная проблемам физиологического учения И. П. Павлова. Сразу же после сессии вышли приказ Министерства высшего образования СССР об учебной и научной работе по физиологии в высших учебных заведениях и приказ Министерства здравоохранения СССР о реализации постановления объединенной сессии.

В Ярославском медицинском институте под председательством директора О. В. Кербикова состоялось бурное заседание Ученого совета, на котором был весь профессорско-преподавательский состав. Закончилось оно поздно вечером и оставило тягостное впечатление. Даже совсем молодые преподаватели понимали разрушительное влияние принятых решений на подготовку будущих врачей и перспективы научной работы. Из Москвы поступали грозные вести об увольнении с работы известных академиков и профессоров. Восхвалялись сельскохозяйственный биолог Т. Д. Лысенко и биолог О. Б. Лепешинская, имевшая революционное прошлое. Она доказывала возникновение клеток организмов из неклеточного живого вещества и продолжающееся самозарождение жизни из неживой материи.