Перу доктора технических наук Леонида Нисмана принадлежит порядка семидесяти печатных работ по его основной специальности – статьи, брошюры, книги, авторские свидетельства, государственные стандарты. Сугубо литературная библиография Леонида Нафтульевича состоит из двадцати книг. «О времени и о себе» – его двадцать первая книга. К написанию её профессора Нисмана давно подталкивали многие друзья.
Написана книга в юбилейном для Нисмана и таком сложном— в связи с пандемией – 2021 году. Книга эта, как и всякий is заветный сундучок, с секретом. В ней имеется приложение, состоящее из нескольких произведений автора, наиболее значительными из которых, по мнению самого Нисмана, соревнующегося с историками и филологами, являются «История государства Российского с начала двадцатого до начала двадцать первого века» и «Вавилонская башня».
Поздравляя Леонида Нисмана с юбилеем, хочется пожелать ему продолжать литературную и общественную деятельность и выразить надежду, что он ещё порадует преданных читателей своими новыми работами.
Дмитрий Драгилёв
Председатель Содружества русскоязычных литераторов Германии, Председатель Международного общества мультимедийной культуры и европейской коммуникации им. О. Д. Строка и Э. И. Рознера.
Детство. Война. Эвакуация
Очень интересно слушать или читать воспоминания о детских годах людей, проживших долгую, насыщенную интересными событиями жизнь. С какого возраста мы начинаем запоминать происходящее с нами? Некоторые люди помнят, что с ними было в два года, а у некоторых не сохранилось никаких воспоминаний о себе вплоть до возраста 7–8 лет. Лев Николаевич Толстой утверждал, что его первые воспоминания связаны с десятидневным возрастом. С ним могли бы поспорить психологи и нейрофизиологи, мол, Вы гений, но не настолько же… Современная наука говорит, что в среднем обрывки воспоминаний начинают появляться у человека примерно с трех с половиной лет.
Вот я, как раз, и являюсь тем самым средним человеком. До своих трёх лет я не помню о себе ничего. Первое моё воспоминание относится к 1939 году. Тогда мне было три года. Я помню, как к нам в гости пришёл мой дедушка, папа моей мамы. Его звали Марк Абрамович, но тогда я этого ещё не знал. Это было точно не позднее 1939 года, так как в конце этого года дедушка умер. Бабушку Гинду Симоновну, мамину маму, я помню хорошо, она умерла в 1950 году, когда мне было уже 14 лет. Дедушку и бабушку с папиной стороны я видел только на фотографиях, так как они жили в другом городе.
Мама, мамина подруга, старший брат Вова и я
Дедушка Марк Абрамович и бабушка Гинда Симоновна
Ещё помню, что когда летом 1940 года мы жили на даче, не помню где, я украдкой вышел погулять, естественно, заблудился и начал плакать. Прохожие утешали меня и спрашивали мой адрес. Я отвечал, что живу «в Мочкве». Конечно, меня привели домой, но после этого меня долго называли «мочквич».
И вот – главное воспоминание, 22 июня 1941 года, это я помню очень хорошо. У нас был радиоприёмник СИ-235 и из него раздавался голос какого-то дяди, который очень волновался и, вероятно поэтому, сильно заикался. Это был Вячеслав Михайлович Молотов, он говорил о том, что началась война.
С этого дня жизнь изменилась во всей стране. Изменилась она и в нашей семье. Буквально через несколько дней мой папа, 35-летний беспартийный еврей, пошёл в военкомат и попросил записать его в добровольцы. Его тут же направили в артиллерию. При этом надо сказать, что дома осталась мама, инвалид второй группы, с двумя детьми. Мне было пять лет, а моему брату Вове – девять.
Немецкая армия приближалась к Москве. Гитлер открыто объявлял о том, что он планирует уничтожить всех евреев. К тому же, в это время откуда ни возьмись появившиеся в Москве антисемиты, которые раньше сдерживали себя, начали открыто выступать против евреев. Особенно открыто они издевались над еврейскими детьми. По этой причине мама решила изменить в документах фамилию и отчество мне и брату. Вместо еврейской фамилии Нисман и еврейского имени отца Нафтуль, она переписала нас на свою фамилию Манухина, которая звучала по-русски, и дала мне и брату отчество Анатольевич. Так что во время эвакуации я был не Леонид Нафтульевич Нисман, а Леонид Анатольевич Манухин. Через 46 с половиной лет, в своём письме от 25 декабря 1997 года, это официально подтвердил Центр розыска и информации Общества Красного Креста Российской Федерации в ответе на мой запрос.
Читать дальше