Татьяна Мюллер-Кочеткова - Стендаль. Встречи с прошлым и настоящим

Стендаль говорит об «извержении» новых мыслей, высоких, благородных чувств, когда «великий человек бывал самим собою»; о глубоком чувстве, с каким Байрон воспринимал живопись. Французский писатель сообщает также о большом интересе Байрона к подробностям о походе Наполеона в Россию и о бегстве французов из Москвы. Вместе с тем он обращает внимание на противоречивое отношение Байрона к Наполеону, на то, что деспотическая «сторона сердца Наполеона совсем не была противною английскому пэру».

Перевод «Вестника Европы», может быть, и не был известен Пушкину. Но то, что поэт читал воспоминания Стендаля на французском языке, не вызывает никаких сомнений, так как они были использованы авторами книг о Байроне, имевшихся в личной библиотеке Пушкина. Мною подробнее рассказано в другой работе о том, какие материалы библиотеки поэта связаны со Стендалем [44]. Отмечу лишь, что во всех книгах о Байроне, принадлежавших Пушкину, так или иначе обращено внимание на Стендаля.

В книге Р. Далласа «Переписка лорда Байрона с другом […]» [45]полностью вошли и воспоминания Стендаля о Байроне, и письмо английского поэта к французскому писателю. Л. Хант, автор книги «Лорд Байрон и некоторые его современники […]» [46], неоднократно упоминает Стендаля как писателя, создавшего «справедливо ценимые произведения» и «превосходный набросок» личности Байрона, «взятый из жизни»… Маркиз Сальво, автор книги «Лорд Байрон в Италии и в Греции […]» [47], тоже ссылается на воспоминания Стендаля.

Среди книг, принадлежавших Пушкину, имелись также английское издание уже упомянутой книги Медвина [48]и «Мемуары лорда Байрона» – французский перевод книги, изданной Томасом Муром в 1830 году [49]. В третьем томе «Мемуаров» приведен отрывок из воспоминаний Стендаля о Байроне.

Кстати, появление «Мемуаров лорда Байрона» было настоящей сенсацией, так как было известно, что Мур уничтожил рукопись Байрона, подаренную ему поэтом с просьбой не публиковать ее при его жизни. Проспер Мериме, например, посвятил этой публикации две статьи, напечатанные во французской газете «National» 7 марта и 3 июня 1830 года.

Книга, изданная Муром, была у всех на устах. В России особой популярностью пользовался перевод г-жи Беллок. Уже в мае – июне 1930 года Вяземский читал эту книгу и не раз упоминал ее в письмах из Петербурга к жене. Пушкин также неоднократно ссылается в своих записях на Мура.

Если проследить за тем, что Пушкин написал о Байроне, то нельзя не признать, что одним из источников, откуда поэт почерпнул свои сведения, были воспоминания Стендаля о Байроне в его письме к госпоже Беллок: «Говорят, что Байрон своею родословною дорожил более, чем своими творениями»; «Байрон много читал и расспрашивал о России […]» [50]; об отношении Байрона к Наполеону и др.

Именно Стендаль, а не английская буржуазная критика, осуждал «дворянскую спесь» (Пушкин) Байрона. Томас Мур, например, находил предосудительным совсем иное – «необузданные страсти» Байрона, его «дерзкое презрение к общему мнению», отмеченные Пушкиным [51].

Итак, Пушкин познакомился со Стендалем уже в 1824 году, а Вяземский – не позже 1825 года. Одно то обстоятельство, что Стендаль был представлен русским писателям Байроном (его письмом к г. Бейлю), не могло не привлечь их внимание к автору брошюры «Расин и Шекспир».

Большой интерес Пушкина к спорам романтиков со сторонниками классицизма вызывает предположения, что памфлет Стендаля не прошел мимо внимания поэта. Такое мнение высказал, например, Б. В. Томашевский [52]. Но встречаются также противоположные суждения. Н. Литвиненко, например, отмечает близость воззрений Пушкина и Стендаля на театр, но утверждает, что поэт не был знаком с памфлетом французского писателя [53]. Л. И. Вольперт считает, что близость взглядов обоих авторов на романтическую трагедию и «истинный» романтизм – совпадение, связанное с тем, что и Пушкин, и Стендаль ориентировались на Шекспира [54]. Надо думать, что этот вопрос еще будет исследован детальнее.

В мае (или июне – точная дата не известна) 1825 года Пушкин благодарил Вяземского за присланные стихи французского поэта Казимира Делавиня и в связи с этим писал: «Конечно, он поэт, но все не Вольтер, не Гете… далеко кулику до орла! – Первый гений там будет романтик и увлечет французские головы бог ведает куда. Кстати: я заметил, что все (даже и ты) имеют у нас самое темное понятие о романтизме» [55].

Пушкин не развивает в этом письме свои мысли, а предпочитает «на досуге потолковать» об этом вопросе. Дело, по-видимому, не только в усталости, которую поэт в тот момент почувствовал, но и в осторожности. Находясь под наблюдением властей и опасаясь неприятностей для себя и для своих друзей и близких, поэт осторожен в своих письмах.