Сергей Смирнов - Чтоб служба мёдом не казалась

– Назови республики СССР! – командует замполит.

Сережка долго молчит, тужиться, то и гляди, пукнет, а потом как брякнет:

– Волгоградская народная республика, столица – город Украина!

Хоть бы прикидывался, да нет – дурак натуральный. В истопники его, на дальнюю «точку», в Казахстан!

Наш ротный, капитан Антропов, лекции читал мастерски. Любо-дорого послушать. Вот, например, вступление:

– Кто вы есть? Вы есть черви в говне! Кто есть я? Я есть красная лампочка, излучающая свет знаний! И вы, б…, тянитесь к свету, внимайте!

А далее делал удивленное лицо и спрашивал:

– А х… вы не конспектируете?

Ротный на службе редко появлялся – то по бабам, то в запое. Зато старшина Смолин отирался в казарме круглые сутки. Неплохой он, в принципе, был мужик. Но, видимо, все старшины одинаковы, им бы ротой полотеров командовать, а не боевой единицей. (Тут я внесу ясность: в роте были как бы два старшины – официальный, прапорщик, и старший сержант, из срочников, он обязанности в отсутствии прапорщика выполнял. О сержанте – старшине я вначале и упоминал).

Забросить бы Смолина в страну загнивающего капитализма, он бы с безработицей враз покончил. Встанет посреди казармы, вертит, как ворон, головой, жертвы ищет. Кто от занятий сачканул, мимо Смолина не прошмыгнет. Мы воздушную границу Родины стережем, старшина – нас:

– Поди-ка сюда, голубчик, возьми-ка тряпочку!

Суббота для прапорщика – самый главный праздник, парко-хозяйственный день, генеральная уборка. Наша казарма еще при царе построена. Стены – в метр толщиной, полы толстыми плахами выстелены, а то бы воины их давно до дыр протерли. И натяжки тут нет никакой.

Каждую субботу брали мы кордоленту – войлочную полосу, утыканную, как щетка, железными шипами, и скоблили ей пол добела. Выскоблим, сметем опилки, вымоем пол с мылом (если мыло есть), покрасим красителем, который на воде разводился. За полчаса пол высохнет, давай его мастикой натирать. Катаем по казарме обитую шинельным сукном железнодорожную шпалу (эту шпалу почему-то называли «Понедельник», впрочем, в каждой роте это орудие наведения лоска имело свое имя), а по радио музыка звучит, группа Стаса Намина сладенько так напевает:

– Как прекрасен этот мир, посмо-три-иииии!

Как я тогда эту песню ненавидел!

Пол, как в Кремле блестит, радует глаз. Наш глаз, но не старшинский.

– А ну-ка, отодрать все заново!

– Почему, товарищ старшина?

– А мне колер не нравиться!

– Доколе ж перекрашивать будем?

– А покуда мне колер не понравиться!

Выбор пластинок в радиоузле небогат. И вновь плывет по казарме нехитрая песенка о том, как прекрасен этот мир. Мать его так!

Мы-то думали, что дадут нам в части возможность тренироваться. Выиграем первенство Уральского округа, поедем на первенство Вооруженных Сил, мастерами станем. Хрен там – загнали нас под землю, на командный пункт полка специальность планшетиста осваивать. Зачем мне это на гражданке? Пол службы – на дежурстве, пол службы – в казарме, на «половой» работе. Месяца три так раком и простоял.

«Цыплята» ПВО «летали» от заполярного Салехарда до южного Каспия

Когда молодой воин жаловался зам. комвзвода Кулику, что никогда, никогда (память слабая, руки трясутся и прочее) не сможет освоить военную специальность, тот говорил:

– Ничего, в цирке вон медведя учат кверху жопой ходить!

И объявлял два наряда.

После армии я лет десять исправно ходил на пресс-конференции, которые проводились в цирке. И журналисты задавали вопросы дрессировщикам:

– Как это вы зверей учите такие вещи делать? Ну, прям, как люди…

Мастера хлыста застенчиво отвечали:

– Лаской, конечно же, лаской!

Честно говоря, трудно представить себе человека, отыскивающего у мишки эрогенные зоны. Зверюга и есть зверюга: сколько его ни корми, нет гарантий, что однажды на ужин он не схавает своего хозяина. Сибирский медведь Сережа (я сначала подумал, что это гризли) кушал дрессировщика дядю Ваню Рубана семь раз. После восьмой попытки Сережу пришлось застрелить.

Дрессировка – жестокая штука. Чтобы конь освоил испанский шаг, его по бабкам хлыстом хлещут. А знаете, как косолапого учат вприсядку плясать? Берут лыжную палку, и острым концом в лапы тычут. Так заколют животное, что стоит только палку показать, даже коротенькую, с тупым концом, как ООН начинает рефлекторно лапы поджимать. Чтобы мишка рефлекс не забыл, перед выходом на манеж дрессировщик постукивает его по лапам. Так и нас в армии советской обучали.