Современный специалист при чтении «Записок» испытывает оторопь, сходную с той, что охватила Семена Воронцова: «пропасть анахронизмов», «факты не только ложные, но и совершенно невероятные», да к тому же «жестоко оклеветанные лица». Но если тот же специалист уже начал знакомство с эпохой Екатерины II с воспоминаний ее подруги, ему в глаз попадает осколок андерсоновского зеркала, разбитого троллями. Он видит происходившее через дашковские строчки.
Княгиня, использовав помощь сестер Уилмот, создала пленительный текст, в котором, как в волшебном лесу, легко заблудиться. Ситуация усугубляется еще и тем, что многие биографы Дашковой используют «Записки» как проверочный источник, просеивая сквозь него факты.
Между тем мемуары и весь остальной корпус материалов о жизни Дашковой существуют как бы в разных пластах реальности, не пересекающихся друг с другом. Бессмысленно, находясь в одном мире, опровергать что-то, касающееся другого. Можно только выбрать свой. «Записки», при условии доверия к словам автора, предоставляют уют и психологический комфорт. Нужно только не задевать за стены руками.
Однако уже в самом тексте заложено зерно разрушения. Оно подтачивает конструкцию изнутри. Позволяет читателю догадаться, что он попал в чужую иллюзию. Это образ главной героини. Достаточно с карандашом в руках пройтись по страницам и пометить, сколько раз Дашкова повторила пассажи о личном бескорыстии, честности, твердости, отвращении от интриг… Разве человек, действительно обладающий подобными добродетелями, станет о них писать?
Ощущение фальши пронизывает «Записки». Но это нелегко почувствовать. Культ страдания и жертвенности, созданный Дашковой, позволяет множеству читателей отождествлять себя с главной героиней. Реальность становится очень болезненной, поскольку накладывается на личный опыт – неблагодарность близких, невостребованность, одиночество. Встреча с настоящей Дашковой превращается во встречу с собой. Крайне неприятное знакомство!
Но самую злую шутку мемуары сыграли с самой Екатериной Романовной. «Усильственные опыты» показать себя в наилучшем свете привели к явному перекосу: Дашкову считают слишком правильной, чтобы быть интересной. Оппозиционерку, писательницу, издательницу, участницу по меньшей мере дюжины заговоров, крестную мать современного русского языка! Синим чулком, обедненным слепком с Екатерины Великой, вторым, ухудшенным изданием. Этот приговор княгиня вынесла себе сама и осуществила над собой своими руками.
Всю жизнь Екатерина Романовна гордилась не тем, что в действительности совершила. Пыталась показать, что занимает не то место, на котором стояла. Из этой путаницы появилось тоскливое желание поклонников подарить ей иную судьбу: «Одному из самых богато одаренных умов, когда-либо существовавших, выпал жребий пребывать в бездействии», – вздыхала Марта. «Полагаю, она была бы на своем месте во главе государства», – соглашалась Кэтрин.
Сколько писателей отточили перья, повторяя за Герценом: «Она была бы славным министром!» Дашкова и была славным министром. Если, конечно, речь не о кресле премьера. Екатерина II нашла для подруги место, где та смогла раскрыть свои способности, реализовать себя. И лишь самолюбивый тщеславный характер не позволил княгине этого понять.
Можно остаться в лабиринте ее воспоминаний, повторяя за Екатериной Романовной: «Мне не в чем себя упрекнуть». И растравлять душу жизнью, прожитой в воображении. А можно выйти.
Дело того стоит.
Е.Р. Дашкова. Художник Д.Г. Левицкий
Императрица Елизавета Петровна. Художник В. Эриксен
Петр III. Неизвестный художник
Великая княгиня Екатерина Алексеевна. Художник Г.-Х. Гроот
Е.Р. Дашкова в 1762 г. Неизвестный художник
Коронование Екатерины II в Казанском соборе в 1762 г. Гравюра XVIII в.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу