Ольга Елисеева - Дашкова

История возвращения мисс Уилмот в Великобританию и публикации мемуаров Дашковой – настоящий детектив. Марту преследовали злые чиновники и не менее злые родственники благодетельницы. В Петербурге ее «целых пять дней продержали под арестом», вымогая бумаги. Из-за этого, по уверениям путешественницы, протограф пришлось сжечь…

Современному читателю не всегда понятны мотивы враждебности, направленной на мисс Уилмот. Их объясняют непривычкой к свободе слова и боязнью испортить карьеру служащим в России членам семьи.

Чтобы разобраться в ситуации, приведем один пример. В 1812 г. в Париже вышли 2-х томные мемуары герцогини Байрейтской, сестры Фридриха Великого. Написанные в негативном ключе по отношению к брату и всей прусской королевской семье, они демонстрировали грязь резиденций, половую распущенность, кровосмешения, раболепство, беззакония. Среди этого ада личность героини – светлое пятно, которое только оттеняет прочие мерзости. В настоящий момент исследователи склоняются к выводу, что воспоминания – фальшивка. Они были созданы, дабы унизить Пруссию – растоптанного врага Наполеона – и обосновать моральное право победителя уничтожить одну из старых европейских монархий. Недаром Бонапарт назвал выход мемуаров «второй Йеной».

Текст Дашковой был переполнен неприятными откровениями о членах русской императорской семьи. Кажется, что, в первую очередь, должны пострадать Петр III и Павел I. Но на самом деле, невзирая на славословия в адрес Екатерины II, главного удара удостоилась она. Неблагодарная, равнодушная, погруженная в сластолюбие, отвергавшая истинных патриотов, захватившая власть без права, причастная к убийству мужа и к отстранению сына от престола. Как позднее написала о мемуарах Марта С.Р. Воронцову: «Везде видна княгиня, увлекающаяся до энтузиазма иногда (может быть, слепого) добродетелями своей государыни, но никогда не мирволящая ее порокам».

Между тем русский патриотизм в войнах с Наполеоном во многом основывался на победах времен Екатерины II. Гвардейский поэт С.Н. Марин написал в 1804 г. «Марш Преображенского полка»:

«Пойдем, братцы, за границу,

Бить Отечества врагов!

Вспомним матушку-царицу,

Вспомним, век ее каков!»

Мемуары нашей героини помогали вспомнить не только славу, но и пороки. Стала бы их публикация для России вторым Аустерлицем? Вряд ли. Но Александр I старался избежать такого развития событий. Одной угрозы в давнем разговоре Дашковой с Потемкиным было достаточно, чтобы возбудить подозрения. В апреле 1804 г. император покрыл из казны долги княгини – пресловутые 44 тыс. Таким образом, он налагал на ее уста печать, платя за молчание. Или, по крайней мере, за нераспространение.

Как и в случае с августейшей бабушкой императора, Дашкова деньги брала, но поступала по-своему. К чему, впрочем, тоже были готовы. Когда мисс Уилмот покидала Кронштадт, ее задержал личный представитель государя М.С. Кайсаров, который не только досмотрел багаж, уже опечатанный таможенниками, но и задержал отплытие корабля. Все бумаги, включая ноты и учебные тетради, были конфискованы. Темная история. Марта утверждала, что под угрозой личного обыска сожгла свой экземпляр. Но, скорее всего, она отдала его. Позднее, уже после победы над Наполеоном, супруга Александра I императрица Елизавета Алексеевна попросила подругу своей юности графиню В.Н. Головину написать воспоминания. Сходство некоторых пассажей о царствовании Павла I с мемуарами Дашковой наводит на мысль, что Головиной был предоставлен образец. Так или иначе, но текст «Записок» в императорской семье имелся.

Когда, уже после Наполеоновских войн, Марта задумала издать английский вариант, якобы восстановленный ею по памяти, в дело вступили родные Дашковой. Сама мисс Уилмот, вернувшись на родину, составила себе из подарков княгини приданое и в 1812 г. вышла замуж за выпускника Оксфорда священника Вильяма Брэдфорда, сначала получившего приход в Суссексе, а затем служившего при британском посольстве в Вене.

В феврале 1813 г. Марта направила к жившему в Англии бывшему послу С.Р. Воронцову копию «Записок», «с нетерпением» ожидая его «замечаний». Семен Романович был шокирован. «Я читал и перечитывал… удивляясь все более и более… Думая писать замечания на все, что в этом томе есть неточного, что в нем рассказывается не только ложного, но и невероятного, на явные анахронизмы, которые бросаются в глаза всем и каждому… я отметил цифрами те места, на которые из уважения к истине я должен был указать и которые обязан был опровергнуть, чтобы не иметь на совести упрека за то, что преступным молчанием, так сказать, дал свое одобрение изданию, которое может только сильнейшим образом повредить памяти моей сестры».