Ольга Елисеева - Дашкова

Наполеон нанес армии Александра I серьезные поражения. Император был вынужден заключить крайне непопулярный Тильзитский мир. Настроения в обществе изменились. Неприязнь к французам не исчезла. Но теперь открыто ругали англичан, дипломатическими интригами втянувших Россию в новый кровавый конфликт с Бонапартом и не поддержавших военной силой. Перед самым отъездом Кэтрин записала: «Вчера было объявлено о мире между императором и Бонапартом… Ночью по всему городу светилась иллюминация… Убогость ее говорит о том, что радость не слишком велика… Россия представляется мне в образе румянощекого мальчика, который, прогуливая школу, не думает о последующей взбучке… Наполеон уже приготовил розги. Все поносят англичан за то, что они были слишком медлительны, невежи (а их здесь 99 из 100), ругают Англию… в целом все медведи злятся на нас».

Кэтрин уезжала вовремя. А Марта оставалась в разгар антианглийских настроений. Гуляя, мисс Уилмот боялась, что к ней пристанут на улице: «Мне очень не хотелось, чтобы меня признали англичанкой, так что я нахлобучила свою соломенную шляпу на самое лицо… Каждый человек, приезжая за границу, становится представителем своей нации… Нелепо и неправдоподобно звучит, но меня заставляют отвечать за действия короля Георга и решения двух его парламентов». Не позавидуешь.

19 ноября она продолжала тему: «Вчерашняя почта принесла весть о разрыве дружеских отношений между Россией и Англией… Одному Богу известно, каковы будут последствия. Страшно, я чувствую себя загнанной в лабиринт». Отныне не только переписка с домом представляла известную трудность. Нависла угроза, что англичан, как недавно французов, указом вышлют из страны. При этом могли пострадать накопления мисс Уилмот: мало ли в каких условиях придется уезжать, а багаж был велик, для него одного требовалось особое место на судне.

Оставался один выход: уехать, пока не поздно. Но Дашкова и слышать не хотела о разлуке. 19 февраля Марта сообщала: «Вчера у княгини разыгралась ужасная сцена по поводу моего отъезда. Она была почти в истерике… Я обещала княгине остаться… Мое положение ужасно». Однако через восемь дней она уже сидела в роскошных санях. Получив письмо от столичных родных, что все для приема гостьи готово, Екатерина Романовна прямо спросила компаньонку, намерена ли та отправиться в Петербург. «Думаю, она ожидала отрицательного ответа, и когда я с облегчением ответила: “Да”… в душе княгини возникли вполне понятные гнев и разочарование. Но эти чувства уступили место одной только материнской любви… Она случайно нашла пару перчаток, на которых начертано мое имя, и со слезами на глазах просила позволения оставить их себе».

В народе говорят: долгие проводы – лишние слезы. Точно злой рок не выпускал Марту из России. Прибыв в Петербург, она узнала, что уже опаздывает на намеченный корабль. (Позднее он затонул, как не увидеть руку провидения?) Пришлось возвращаться. Радости в доме Екатерины Романовны не было границ. «Княгиня встретила меня в дверях передней, бросилась навстречу, разрыдалась и по-матерински обняла в почти болезненном экстазе… Когда я уехала, она испытала такое чувство, как если бы похоронила близкого человека. Милая моя, мое возвращение было для нее счастьем… Не проходило дня, чтобы княгиня не целовала, обливая слезами, тех самых перчаток с помеченным на них моим именем… Всем в доме княгиня сделала какой-нибудь подарок в честь моего возвращения… Она даже освободила из долгового тюремного заключения пятерых своих должников». Совсем по-царски. А любопытно, что Дашкова за долги могла отправить человека в тюрьму.

С весны до сентября Марта оставалась при покровительнице. Это были непростые дни, Дашкова все-таки надеялась удержать при себе компаньонку. Между Россией и Англией шли вялые, ни одной из сторон не нужные перестрелки на море. Возвращаться домой мисс Уилмот предстояло кружным путем через Швецию. Семье летели письма самого жалобного свойства: «Все восхищаются моей жертвой, ради счастья княгини… Она много раз говорила, что живет только мною». Или: «О небо, что за день был вчера! Княгиня до такой степени опечалена и ведет себя настолько отлично от того, на что я надеялась, что я не в силах выносить ее страданий, как жаль, что я еще не уехала!»

Но вот произошло очень важное событие. 23 сентября, среди обычных, малозначащих дел, помечено: «Кажется, вчера рассеялись чары, висевшие над “Записками” княгини, она передала список…». Вместо имени в письме прочерк. Возможно, англичанке трудно было воспроизвести длинную русскую фамилию душеприказчика княгини поэта Ю.А. Нелединского-Мелецкого. Но из письма второго душеприказчика П.Л. Санти племяннику княгини Михаилу Воронцову известно, что Нелединский взял тот список, который был найден уже после смерти Екатерины Романовны, среди ее бумаг.