Олег Рогозовский - Записки ящикового еврея. Книга четвертая - Киев. Жизнь и работа в НИИГП 1975-93 гг

У меня оставалось еще дня два на подготовку. В ВАК меня ознакомили с моим делом – все вроде было в порядке. Недостатком, как сказали в отделе закрытых диссертаций, было то, что у ведущей организации (в/ч 10729) было слишком много замечаний – штук пять или шесть.

То, что основным недостатком для нового ВАК, и в первую очередь его председателя, являлось отчество диссертанта, секретарь отдела умолчал, а я еще не позволял себе в это верить.

Так как сам отзыв был весьма положительный – «открывает новые горизонты» и т. д., то ни я, ни Большой Совет Института Кибернетики не придал им значения – по сути, они были мелкими придирками. Составлял и подписывал отзыв кавторанг Марк Лазуко, но «вникал», писал замечания и оформлял отзыв каплей Грызилов, известный своей дотошностью и мелочностью. Боюсь, что Лазуко не видел окончательного текста. Может быть, подписи Грызилова и не было – не помню [17] Только при написании этой главы, мне пришло в голову, что И. И. Тынянкин как раз в 1974 стал командовать в/ч 10729, и, значит, подписывал письмо с отзывом. Может быть, он и видел тогда диссертацию, а когда позже переоформлялось ТЗ на НИР «Ритм», вспомнил мою фамилию и тематику работы .

Непонятно было к чему же готовиться. Доклада могло и не быть – иногда комиссия ограничивалась вопросом типа: «назовите три главных результата вашей работы». А потом уже, в зависимости от интересов и настроения своих членов, «раздевала» диссертанта. Но иногда, судя по времени пребывания соискателя степени у нее, видимо удовлетворялась ответом на вопрос.

Нужны ли были плакаты, если все – таки попросят рассказать о содержании – даже на этот вопрос я не получил внятного ответа. Понял, что в случае необходимости буду писать формулы на доске, тем более, что плакаты быстро не придут, а с нарочным присылать их мне никто не будет. Один из самых эффектных, по «Бутону», с многомерным БПФ для пространственно временной обработке с формированием веера диаграмм направленности в вертикальной и горизонтальных плоскостях был отчужден – висел в зале постоянной выставки институтских достижений.

Больше всего меня мучил вопрос, что находится в запечатанном конверте, который мне сказали ни при каких обстоятельствах не открывать. Что там было: бюллетени для голосования (20 – за, недействительных – два) или кляузы (доносы) на диссертанта так и осталось неизвестным. Несмотря на то, что я оставался иногда подолгу в комнате один, вскрыть пакет я не решился. Так никогда я и не узнал, что в нем. Надеюсь, что кляуз все – таки не было.

В комнате и во время прогулок по коридорам довелось слушать интересные вещи. Результаты сов. секретных работ по оборонке не были наиболее охраняемыми сведениями. Гораздо более чувствительными для неразглашения оказались история и современное состояние межнациональных отношений. Кто – то из партийных органов (м. б. идеологического отдела ЦК) внушал кому – то из КГБ, что не только публикация, но даже закрытая защита диссертации на тему армяно – азербайджанских отношений может привести к взрыву не только эмоций, но и вооруженных столкновений. Через десять лет (в 1985 году) я прочел книжку на эту тему (всего лишь со стертым грифом для служебного пользования, оказавшуюся в библиотеке турбазы Нового Афона). В ней доказывалось, что Сталин лично заложил бомбу в карабахскую проблему (увы, не только в нее), и эта бомба может взорваться в любую минуту.

Еще одна беседа партийного товарища с другим соискателем докторской из ВПШ заканчивалась настоятельной рекомендацией снять диссертацию с рассмотрения, чтобы сохранить возможность ее защиты позже. Одним из аргументов был тот, что во введении диссертант написал «Как указал XXIV съезд партии». Осведомленный товарищ сказал, что через месяц будет XXV съезд и в тезисах к съезду по этому поводу будет указано другое.

Надо сказать, что там я понял, что еще актуальны слова из песни «партия – наш рулевой», хотя некоторые считали, что хвост (КГБ) уже давно вертит собакой (КПСС), хотя по определению он должен быть спереди (передовой отряд партии). Но тренд был налицо, а на идеологию КГБ не претендовало.

Наконец настал час Х. Соискатели, проходившие чистилище (человек пять – семь), собрались как студенты перед дверью экспертной комиссии. Вызывали по одному. Результатов не объявляли – обещали прислать по почте. Порядка кто за кем, ни по алфавиту, ни докторские вначале, не было – выходил секретарь Совета и приглашал очередную жертву.