Иван Тринченко - Бремя памяти

Мы, аэродромные мальчишки, знали и обсуждали все марки гражданских и военных самолётов, их вооружение, скорость и многие другие интересные для нас параметры и вещи, такие как фигуры высшего пилотажа, особенности ведения воздушного боя, прыжки с парашютом и прочее.

Неслучайно многие из нас увлекались изготовлением летающих моделей самолётов. Колька был большой мастер по этой части, а я бегал у него в подмастерьях, но многому научился. Мы с Колькой модели самолётов изготавливали в основном сами из тонких, тщательно отстроганных, деревянных палочек, бамбуковых дощечек, тонкой (папиросной) бумаги и клея. Для некоторых деталей самолётов мы гнули бамбуковые дощечки на спиртовке. Клей Эмалит мы выпрашивали у аэродромных механиков. (Тогда многие конструкции боевых самолётов, вплоть до истребителей, имели детали и целые агрегаты, изготовленные из дерева и ткани. Все их соединения крепились клеем Эмалит).

Бензиновых моторчиков тогда ещё не было, по крайней мере у нас, поэтому мы использовали для вращения пропеллера реактивную энергию закрученного жгута резины. К нашей радости наши модели летали, иногда даже хорошо, часто лучше, чем у других мальчишек, хотя некоторые их модели были собраны из покупных фабричных наборов.

Колька всегда что-нибудь придумывал. То игры, то изготовление поджигал (самопалов), луков, арбалетов, ветряных мельниц и многое другое. Он был старше меня на четыре года, а в детстве это огромная разница. Однако, несмотря на то, что мне доставалась лишь роль ученика, я многому у него научился.

И не только в том, как держать тот или иной инструмент, как им работать, но главное, стремлению и умению мысленно представить то, что ты собираешься сделать. Главное – понять принцип работы какого-либо механизма и соответствующий этому порядок работы деталей и прочее. Немаловажным, при этом, было терпение и усидчивость, желание довести дело до конца.

Меткие стрелки. У отца, а фактически у нас, была изящная и лёгкая мелкокалиберка ТОЗ-7. С братом Колькой, а вернее под его руководством, мы частенько занимались совершенствованием меткости стрельбы. Для этого мы устроили тир прямо в квартире. Исходная позиция располагалась на кухне, а мишени в спальне. Расстояние было метров 6–7, по коридору из кухни в прихожую, проходную комнату и спальню, у дальней стены которой мы отодвигали диван и на расстоянии в 5 см друг от друга у плинтуса вертикально расставляли спички. Задача была снимать пулькой спичку за спичкой по очереди, в ряду слева направо.

Колька стрелял отлично, почти без промахов, а если даже и промажет, то всегда по какой ни будь «уважительной» причине. Стимулом же моей меткости служили его тумаки и подзатыльники за промахи. По окончании стрельбы, диван задвигали на место, а квартиру проветривали.

Так мы сделали с десяток стрельб, и я уже почти не делал промахов, как однажды вернувшись вечером с улицы, мы увидели, что нас встречают мать с мокрой тряпкой в руке и отец с ремнём. За их спинами стоял отодвинутый диван, из-за которого предательски зиял плинтус размочаленный пулями в труху. Оценка нашей стрельбы тряпкой и ремнём вполне соответствовала нашей меткости.

Кобчик. (Кобчик – дневная хищная птица семейства соколиных). Я уже говорил, что мой брат Колька постоянно чем ни будь увлекался. На этот раз это была охота. Мы взяли нашу мелкокалиберку и пошли пострелять воробьёв. Обошли почти весь приаэродромный посёлок и всё безрезультатно. Воробьи как назло попадались редко, а по двум он промахнулся. Когда мы подошли к какому-то большому длинному сараю, Колька вдруг резко остановился и, показывая на крышу, сказал: «Кобчик!». Из-за гребня крыши действительно выглядывала головка птицы.

«Кобчик!», повторил Колька, прицелился и выстрелил. Головка исчезла. «Ура!» крикнул Колька и мы рванули в обход на противоположную сторону сарая за трофеем. Но там нас ждало горькое разочарование. Мы увидели мужчину, держащего в руках мёртвого голубя. Колька подбежал к нему спросить о кобчике, но тот неожиданно выхватил из колькиных рук винтовку и дал ему здоровенного пинка под зад. – «За винтовкой пусть отец придёт!» – сказал он и ушёл в сарай.

Колька был обескуражен, не знал что сказать, только повторял: «Ведь это был кобчик!». Пришлось отцу идти выручать винтовку и дорого заплатить за голубя, так как хозяин купил его породистого для разведения.

Белорусский язык. В Минске в русской школе мы учили белорусский язык, как обязательный. Нас обучали читать и писать на нём. Не помню, сколько уроков было в неделю, и каковы были мои успехи, но мне он нравился своей необычной похожестью на русский. Как будто забавное кривляние по-русски. Я ничего не хочу сказать плохого, но мне было просто интересно, когда знакомые слова произносятся по-другому.