Иван Тринченко - Бремя памяти

Сначала хлюпать сметану тяжеловато, но я стараюсь, пыхчу. Затем она размягчается и работа идёт веселее. Не проходит и четверти часа, как на крышке у отверстия вместо сметаны появляется водичка – сыворотка, двигать пестик опять становится тяжело, но ещё несколько ударов и… масло готово.

Я горд работой. Похвалив меня, бабушка открывает бочонок, а там, вместо сметаны в водянистой сыворотке плавают куски масла. Бабушка собирает их, окатывает в крупный колобок, кладёт в посуду, накрывает салфеткой и относит в погреб.

При этом, она всегда оставляет на пробу кусок свежего и необыкновенно вкусного, ароматного масла. А если это ещё совпадает с выпечкой свежего хлеба или пирогов!.. Ломтик ещё тёплого, с хрустящей корочкой, хлеба смазанного таким маслом, это не просто вкусно, – это уже верх блаженства!

Зингер. У бабушки была швейная машина «Зингер» с ножным приводом. Я любовался совершенством её ажурной чугунной станины, красотой и изяществом чёрного с позолотой корпуса. Он представлялся мне чёрной, застывшей в прыжке, кошкой. Я зачарованно смотрел, как эта «кошка» под управлением бабушки оживает – внутри её что-то урчит и стучит, вращаются колёса, приходят в движение штырьки, рычажки, крючки, катушка, иголка и лапка, из-под которой быстро и весело выползает ткань соединённая крепкой строчкой нити.

Бабушка, будучи совсем неграмотной, всегда сама налаживала её работу, разбирала, чистила, смазывала, а при необходимости справлялась с небольшими неисправностями. Так же ловко она управлялась и с сепаратором молока, довольно сложной машиной, и ткацким станком. Может быть, эти детские наблюдения и явились причиной того, что потом мне легко давалось изучение и понимание техники.

Ткацкий стан . У нас дома были все принадлежности для процессов обработки льна, изготовления пряжи и выделки полотна: самопряха (самопрялка), веретена, гребни, пяльцы, ткацкий стан, шпули, челноки, рубели, вальки и т. д. Все это я с интересом несколько раз разглядывал и перебирал, забравшись на чердак.

А однажды, бабушка попросила дедушку снять с чердака ткацкий станок, чтобы сделать лежаки. Так у нас назывались коврики-дорожки. Дедушка принёс охапку каких-то гладких досок, дощечек, гребёнок, крючков и ещё много разных деталей Я видел, как ловко бабушка из этого вороха начала собирать и налаживать станок, сначала станину, затем подвижные агрегаты и другие детали. Был счастлив, если она просила меня подать или принести ей ту или иную деталь.

Затем бабушка снарядила станок пряжей и стала работать, перемежая ряды основы, ловко пробрасывая между ними челнок и уплотняя уток. Всё это сопровождалось мелодичным стуком деревянных деталей. Я зачарованно наблюдал, как, начиная с одной узкой полоски, стал прирастать коврик. За несколько дней она наткала ковриков-лежаков на весь дом.

Кузня.Низкое помещение, стены и потолок чёрные от копоти. Посреди кузни, на толстом дубовом пне, стоит большая наковальня с узким носом на одном краю. Слева – огромные меха, длинная, отполированная руками молотобойца рукоятка поднята к потолку. За мехами, позади наковальни – горн с раскалёнными углями. Справа, у подслеповатого окошка – верстак, заваленный инструментом. Запах горящего угля, раскалённого железа и машинного масла, завлекают своей необычностью. Дверь в кузню всё время открыта.

Я стою, подпираю косяк двери плечом и зачарованно смотрю на то, как кузнец, худощавый мускулистый мужик в большом кожаном фартуке, большими грубыми клещами достаёт из горна раскалённый до-бела кусок железа и кидает его на наковальню. Поворачивая заготовку клещами на разные стороны, подставляет её под удары молота, при этом он и сам орудует молотком. Молотобойцем был молодой мускулистый парень из нашей деревни.

Удары молота и молотка звучат по-разному, производя почти музыкальный перезвон. Тяжёлый молот определяет ритм и тон музыки, а мелодию ведёт молоток кузнеца более частыми ударами разной силы по заготовке и по наковальне. Этот перезвон ещё издали очаровывает и влечёт меня к кузнице.

От ударов по раскалённому металлу летят в разные стороны искры, заготовка поддаётся, начинает менять форму и уже проступает контур будущей детали, но она остывает и требует повторного разогрева, после которого ковка продолжается. Готовое изделие либо бросается на земляной пол, либо с шипением окунается в бочку с водой.

Картина всего процесса захватывает моё детское воображение, и мне хочется самому хотя бы разок стукнуть молотком, но нельзя – я ещё мал, молот не то чтобы поднять – даже сдвинуть не могу, да и кузнец строгий.