Иван Тринченко - Бремя памяти

– Удивительно приятная музыка цоканья копыт лошадей по деревянной торцовой мостовой нашей Клинической улицы, особенно ранними утрами, когда город ещё только просыпается.

– Огромные бесконечные штабели дров во дворе медицинских корпуса, в лабиринтах которых мы играли в прятки. Штабели иногда осыпались, и, во избежание травм, взрослые постоянно выгоняли нас оттуда, Но там играть, особенно в прятки, было интереснее и мы часто туда опять пробирались. Почти исключительно дровами тогда отапливались даже большие города. В каждой большой комнате или в коридоре красовалась облицованная керамической плиткой, а иногда и красивыми изразцами.

Игра. Один случай врезался мне в память на всю жизнь. Кто-то из моих дружков зазвал меня к себе. Помню большую полупустую комнату, в углу которой у входной двери стоял большой шкаф. Во что-то мы играли вначале, но затем мальчик с таинственным видом поманил меня к шкафу, открыл дверцу и сказал: – «гляди!». Там, рядом с военной одеждой его отца, на длинном ремне висела рыжая кожаная кобура с револьвером. Он вытащил револьвер, мы сели на пол и стали его разглядывать. Револьвер был тяжёлый, блестящий, весь железный, а рукоятка деревянная. Из дырочек круглого барабана выглядывали блестящие жёлтые горошины.

Мы сидели друг против друга, он начал целиться в меня и нажимать курок, а я смотрел, как боёк потихоньку отходит назад и возвращается (для полного спуска курка, а, следовательно, и выстрела у него не хватало силёнок). Он пыхтит, а мне интересно то, что он нажимает одну часть револьвера, а двигается другая. Тут за спиной мальчишки открылась дверь, и… я увидел фигуру высокого военного, а затем лицо, искажённое страшной гримасой, – это был отец мальчика. Он в один прыжок ринулся к нам, выбил револьвер, схватил своего пацана за шкирку и отшвырнул в угол, я вскочил и в испуге дал дёру. Это наполненное ужасом лицо я помню до сих пор. Позже я часто думал: – «А если бы у пацана хватило силёнок?»

Прошлую зиму провёл в Ленинграде, помню, что ходил в детский сад, был слабым ребёнком, часто болел, и даже лежал в больнице с ангиной и воспалением лёгких. После выздоровления меня отправили в деревню на поправку. Хотели до школы, а прожили там до второго класса.

Живу у дедушки с бабушкой в деревне, моём родном хуторе Субботине. Мои детские воспоминания этой поры, хотя и отрывочные, но очень тёплые и светлые. Меня окружал мир добра, любви, и домашнего уюта. Оставалось только радоваться жизни, что я и делал. С большим интересом встречал каждый день. Интересно было всё.

Печь . Мне не надоедало смотреть, как моя бабушка Анна Павловна колдует, а вернее, священнодействует у печи. Орудует кочергой, рогачами-ухватами для чугунков, чугунов и сковородок; особой деревянной лопатой для посадки и вытаскивания хлебов, гусиным пёрышком для смазывания пирожков маслом, крылышком-смёткой и т. д.

Печь была большая, настоящая русская. Сложена посредине дома, и обогревала сразу все четыре комнаты. Этому способствовало устройство в ней сложной сети дымоходов и ходов для тёплого воздуха. В ней было две лежанки, одна, непосредственно на печи, – моя любимая, а другая низенькая, с отдельной топкой в спаленке.

Зимними вечерами мне нравилось лежать на печи и сверху наблюдать за хлопотами бабушки, или как дедушка после вечери (так называли у нас ужин) степенно, не торопясь, доставал свои очки, сажал их на кончик носа, затем, налаживал ярче огонь керосиновой лампы и принимался читать. Чтение, особенно газет, он обязательно сопровождал своими замечаниями и суждениями. Я внимательно его слушал, хотя многого ещё не понимал. Иногда подсаживался к нему, и он мне что нибудь рассказывал, или мы сидели у лампы и оба читали – он газету, а я – рядом – книжку.

Хлеб – одно из главных нравственных начал крестьянской психологии. (И – не только в России. В Англии, например, дурным тоном считается оставление на тарелке недоеденной пищи. Даже на приёме или в гостях англичанин не постесняется вытереть кусочком хлеба остатки пищи с тарелки и отправить их в рот. Он знает каким трудом добывается пища и ценит это). Не случайно на Руси поля, засеянные зерновыми, уважительно называют – Хлеба, а рожь – Жито, то есть – жизнь!

А когда бабушка печёт пироги или выпекает хлебы!? – Это уже целая симфония движений, звуков и, особенных ароматов. Восхитительный запах свежеиспечённого хлеба не может быть сравним ни с чем! Бабушка накануне затворяет опару. Утром – затапливает печь и готовит тесто: просеивает муку, вымешивает, раскатывает, опять месит тесто, скатывает его в шары, накрывает их чистым полотенцем и ставит на подход. Затем она тщательно вычищает жарко протопленную печь, ловко деревянной лопатой ставит хлебы прямо на кирпичный под, и закрывает вход в печь заслонкой.