Иван Тринченко - Бремя памяти

Через часок-другой – хлеб готов. Весь дом наполнен духом только что испечённого, ещё горячего хлеба. Право же нарезать свежий хлеб перед едой принадлежало дедушке. Это был торжественный момент. Он прижимал каравай к груди и большим ножом, с подобающей случаю серьёзностью, отрезал нужные куски. Никакие разговоры, тем более шутки, при этом были неуместны.

Ничего на свете нет вкуснее ароматной, с хрустящей корочкой, краюшки свежего хлеба!

Баня. В нашей безлесной и засушливой местности не строили бань, однако каждую субботу устраивался банный день. Не могу сказать, как мылись взрослые, не видел. В те времена в деревне не принято было при детях не только показывать наготу, но и проявлять чувства интимного характера, например, обниматься или целоваться. Знаю только, что они загодя готовились к этому дню: запасали воду и щёлок, промывали или запаривали корыта, широкие чаны и кадки, готовили чистое бельё.

А вот о моей бане у меня сохранились самые тёплые воспоминания. В этот день дом хорошо протапливался, бабушка наливала горячую воду в предварительно ошпаренную широкую кадушку, вливала туда чашку щёлока. Если вода была недостаточно горяча, она кидала в кадку сильно нагретый, а то и раскалённый в печи крупный камень-голыш, который вначале бурно бушевал, затем кипел, сипел и замолкал. После этого сажала туда меня и накрывала кадку простынёй.

Под нею было тепло и достаточно светло. Я сижу в воде по шейку, плескаюсь, играю с зелёной резиновой жабой (не знаю, где её достал дедушка). Пар пробирает меня. После этого бабушка моет меня мочалкой с мылом, ополаскивает, принимает в тёплую чистую простыню и отправляет на жаркую печь. Через некоторое время – в постель. Всё. Дедушка с удовольствием смотрит на меня чистенького и говорит: – «Как новый целковый!». Денег я тогда ещё не знал, но понимал, что это что-то хорошее, красивое.

Форточка. Как-то поздней осенью, нагулявшись и раскрасневшись, прибегаю с улицы. Настроение приподнятое, радостное: «Дедушка! Я пришёл!». У порога стал скидывать галошу с ботинка, а она не снимается. Я со всей силы тряхнул ногой, галоша соскочила и…, ударила в закрытую форточку окна, пробила стекло. Жуть! Я ни жив, ни мёртв.

Дедушка спокойно встаёт из-за стола, собирает осколки стекла, выбирает его остатки из рамы форточки, затыкает её подушкой и, не глядя на меня, строго говорит бабушке: «Отправляй мальчишку спать, а я завтра утром вставлю его голой попой в форточку, а чтобы не дул ветер, щели вокруг неё заделаю замазкой».

С испугу я долго не мог заснуть. Мне было страшно – каково будет мне, ведь за окном мороз! Особенно убедительным доказательством намерения дедушки казались мне его слова о замазке. Утром я вбежал на кухню глянул на форточку, а там вместо подушки уже было вставлено новое стекло.

Коньки. Ударили крепкие морозы. Лёд сковал наш деревенский пруд. Как-то вечером дедушка говорит мне:

– Хочешь кататься на коньках?

– А что это за коньки, маленькие кони? – спрашиваю я.

– Нет, это маленькие салазки на каждую ногу, на них катаются по льду – отвечает дедушка.

– Хочу, хочу! – радостно закричал я.

– Тогда ложись спать, а завтра мы их сделаем».

Здесь следует сказать, что в те далёкие времена практически невозможно было купить настоящие коньки по многим причинам. Во всей округе, включая и город Россошь, просто не было магазинов по продаже спортивных товаров, да и денег у крестьян на такие, по их мнению, «забавы» тоже не было. Даже покупка детской одежды и обуви в магазине считалась у крестьян непозволительной роскошью. В основном, родители почти всю одежду, для детей и не только, шили сами, или покупали у местных мастеров, и на рынке. При покупке у местных, особенно своих деревенских мастеров и мастериц, расплачивались не деньгами, а либо продуктами, либо соответствующими услугами.

В деревенской жизни издревле действовал закон взаимовыручки – основа стабильности и живучести общины. Сообща строили дома для молодых или новых семей, вдов или погорельцев. Соседским долгом считалась помощь в починке крыши, сарая, ограды, колодца и других работах, требующих усилий нескольких человек. При этом не предполагалось ни какой платы, кроме угощения и могарыча – бутылки самодельной водки). Сообща строили и поддерживали в исправном состоянии все общественные объекты, такие как дороги, пруды, колодцы, водопой для лошадей и скотины и др.

Утром я проснулся от какого-то стука. Выскочил в переднюю комнату и увидел, что дедушка сидит на маленькой скамеечке и стамеской обтёсывает деревянный чурбачок, похожий на лодочку, а на полу уже лежит одна готовая. Затем дедушка нарезал две полоски из жести и аккуратно прибил их маленькими гвоздиками вдоль киля каждой лодочки. Сверху, на передней части платформы (палубы) лодочки он укрепил петлю из ремня, а на её корме два тонких ремешка. «Готово – сказал дедушка – пошли, попробуем как они побегут».