Array Коллектив авторов - Бессмертный полк. Истории и рассказы

Самые яркие впечатления от партизанской жизни у Веры Михайловны остались, конечно, после того, как бойцы 5 партизанской бригады торжественным маршем вошли после снятия блокады в освобожденный Ленинград. На шее у нее висел автомат, и она шла по улицам родного города как победитель. А ведь было ей тогда всего 14 лет…

Вера Михайловна Дюнина

Послевоенная трудовая биография Веры Михайловны Дюниной связана с объединением «Пирометр» – предприятием оборонно-промышленного комплекса России. Здесь она проработала более 36 лет. А представители старшего поколения жителей Комендантского аэродрома знают Веру Михайловну Дюнину как председателя Совета ветеранов 5 микрорайона. За заслуги перед Родиной Вера Михайловна награждена орденом Красной Звезды и многими правительственными наградами.

Записала Марина Горская

Я – москвичка. Родилась в Москве 24 февраля 1928 года. 22 июня 1941 г. застало нас в Горках Ленинских, где мы проводили каникулы на опытной станции Академии Сельхознаук, где работал мой дядя, агроном по профессии. Разумеется, мы, дети (мне 13 лет), считали, что война будет короткой, и мы немцев победно разгромим.

Но с 22 июля немцы начали бомбить Москву, а к середине августа стало ясно, что столица под угрозой. Всех, кто не мог воевать, предложили эвакуировать. Дядьку мобилизовали. Мать (она врач) работала в госпитале (с отцом она развелась ещё в 1932 году, когда мне было 4 года, а с 1937-го он сидел в лагере, получив 10 лет «за контрреволюцию»).

Было решено, что мы едем в Ташкент, где с 30-х годов жила ещё одна сестра матери. Мы – это тётя Лиза, её сын Владик и я, её племянница. Мои дядья (братья матери и тёти Лизы) были кадровыми военными: дядя Илюша – артиллерист, дядя Миша – лётчик-истребитель, дядя Мотя (Матвей) – тяжёлый бомбардировщик.

Уехали мы из Москвы где-то в конце августа. Самым страшным воспоминанием августовских бомбёжек был случай в московском метро, которое стало лучшим убежищем для москвичей и всех, кто бежал в Москву, уходя от немцев. Оно (метро) строилось таким глубоким с прицелом на будущую войну. Мы (мать и я) переждали бомбёжку. Дождались отбоя (вой сирены) и, стоя на платформе, ожидали возможности двинуться вверх по неподвижному эскалатору. Вдруг крик: «Выход завален! Всё горит!» И сверху вниз, сбивая людей, бежит какой-то мужик. Визг, крики, люди падают, давя друг друга. Мать отодвинула меня за колонну, приказав: «Стоять! Не двигаться!». Затем заорала: «Стоять! Всем стоять!» И кинулась поднимать упавших. Паника утихла. Люди опомнились. Потом мы долго шли туннелем по рельсам к другой станции, где и вышли в город. С тех пор остался ужас перед толпой.

Дорогу в Ташкент помню смутно, так как умудрилась прищемить палец руки дверью купе. Была дикая боль. Ноготь сошёл. И для меня эта забинтованная ноющая рука была главной заботой. Кажется, ехали дней 10-ть. Стояли, пропуская составы с солдатами, техникой, лесом, скотом, цистернами, углём… Всё это шло на запад. А мы ехали на восток. Помню долгую стоянку на станции Арысь, где увидела верблюда, жевавшего что-то около будки стрелочника. Помню бег с чайником за кипятком на каждой крупной станции. Помню длинные очереди в туалеты, грязные, мокрые и страшные. Помню ужас, когда вернувшись с кипятком, не обнаруживали своего состава, который за это время отогнали в тупик или на другой путь. И бег по рельсам с криками и слезами, пока кто-нибудь не подсказывал, где стоит поезд. Помню, что после Урала людей стало меньше и дышать в вагоне стало легче.

Ташкент ошеломил своей красотой: журчащие арыки вдоль улиц, зелёные скверы, всё цветёт и очень тепло.

Тетя Броня в столовой одшефного детдома, который опекал «Хлоптрест»

Тётя Броня жила в центре, в доме Хлоптреста, стоявшего на углу улиц Пушкинской и Гоголя. Вход в дом был через единственный подъезд, где сидел вахтёр. Вход в подъезды – только со двора. Двор – огромный, зелёный, красивый и совершенно закрытый. Жильцы знали друг друга. Бабушки следили за маленькими детьми, остальные группировались по играм и интересам. В этом дворе-саде можно было и спать, что я частенько и делала, когда комната была забита. В квартире – 2 комнаты, кухня и ванная, общая с соседней квартирой напротив. Никогда раньше такой планировки не видела. У тётки комната в 18 квадратных метров с большим балконом на 3-м этаже (дом 4-этажный), выходившим на улицу Гоголя. У соседки комната в 16 квадратных метров, почти квадратная. Соседка – главбух Хлоптреста. Её звали Софья Михайловна. Одинока. Строга. Но не зла.