Альберт Рис Вильямс: Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны. 1917-1918

Перед тем как начать этот печальный рассказ, Керенский замечает: «Сражающиеся силы социалистов-революционеров и меньшевиков не были мобилизованы вовремя» (с. 332). «Ночные часы тянулись мучительно. Отовсюду мы ждали подкреплений, но ни одно так и не появилось». «Бесконечные телефонные переговоры» с казачьими полками давали постоянно один и тот же ответ – что через пятнадцать или двадцать минут «они начнут седлать лошадей».

И только позже он узнал, что Совет казачьих войск, заседавший всю ночь, провозгласил соблюдение нейтралитета.

Всякого рода слухи витали по городу с 24 октября, когда Троцкий сказал на чрезвычайной сессии Петроградского Совета, делая на ней доклад в качестве председателя Совета и Военно-революционного комитета: «Вооруженный конфликт сегодня или завтра не входит в наши планы – в преддверии Всероссийского съезда Советов. Мы думаем, что съезд выдвинет наш лозунг [Вся власть Советам!]… Но если правительство пожелает воспользоваться тем промежутком времени, которое еще у него остается, – 24, 28 или 72 часа, чтобы развернуть наступление на нас, мы ответим контрнаступлением, ответим ударом на удар, сталью против железа». Это был оборонительный маневр (История русской революции. Т. III. С. 360), тем же вечером Дан передал Керенскому, что большевики не станут немедленно переходить к восстанию. (Это почти не имело значения, потому что Керенский все еще пытался предпринять атаку на Смольный.) Это, также соглашается Троцкий, могло добавить напряжения и недоверия Ленину. Ленин, если мы вспомним, не знал, что тем утром было решено начать забастовку без промедления; и отсюда его письмо, написанное районным вожакам, которое начиналось словами: «Товарищи! Я пишу эти строки вечером 24-го», и отсюда же его поход, вопреки приказу, вместе с Рахья, в Смольный, 25-го. (Вполне вероятно также, что Троцкий был чересчур озабочен необходимостью избегать всяческого проявления конспирации.)

Троцкий писал о ноябрьской революции: «Когда мы назначали съезд на 25 октября и принимали повестку дня, в качестве ключевого вопроса мы рассматривали процесс передачи власти Советам, практически мы назначили 25 октября днем революции и сделали это открыто на глазах у «общества» и «правительства».

Михаил И. Гольдман, или Либер (из-за репрессий в царские время многие революционеры имели по два имени), 1880-1937 – лидер еврейского Бунда; после Второго съезда РСДРП в 1903 году меньшевик; член Исполнительного комитета Петроградского Совета перед Октябрьской революцией; отошел от политической деятельности после революции.

Дикая дивизия состояла из добровольцев из горских народов Северного Кавказа, сформировалась во время Первой мировой войны.

Пушки крепости также не стреляли.

Из 670 делегатов только 300 были большевиками. Социалисты-революционеры шли вторыми, у них было 193 делегата. Из всех эсеров 169 были левыми.

По иронии судьбы, единственная сила, которую нашел Керенский и которая могла даже отчасти вступить в битву ради него, был Третий кавалерийский корпус, которым двумя месяцами ранее командовал Корнилов, призванный свергнуть Керенского. Во главе его был тот же казак Краснов. См. книгу Керенского «Катастрофа», с. 324-370.

Исторически марксисты полагали, что теория эсеров о передаче земли на основании трудового стандарта или потребностей была не реалистична, потому что в семье могло быть двенадцать ртов, которые нужно было прокормить, а работать могли только пять человек. См.: Карр. Большевистская революция. Т. II. С. 45: Ленин чувствовал, что лозунг о распределении земли на основе равенства имел революционное значение «в буржуазно-демократической революции», однако не мог дать длительного решения. Это было то, чего желали в то время крестьяне, однако потом большевики могли помочь крестьянству переместиться к социалистическим лозунгам.

Камиль Гюисманс был выдающимся бельгийским социалистом, который занял центристскую позицию во Втором интернационале.

Гренадеры стали хорошо известны, когда некоторые из их офицеров были привлечены к суду по обвинению в отказе идти в атаку в Тарнополе. Двух вожаков оправдали, но более одной сотни солдат-большевиков были заключены в тюрьму в Каменец-Подольске, где они и находились до Октябрьского переворота.