Елена Бальзамо - По обе стороны (очерки)

Одним из таких изменений – повторяю: заменой, не подменой! – стало вытеснение русского языка французским. Как именно это происходило и по каким причинам – не суть важно, важно то, что начиная с определенного момента я на долгие годы перестала писать по-русски, если не считать дружеской переписки.

Эта книга – не исключение. Она писалась и «думалась» по-французски, и издавая ее – в Европе, для европейского читателя, – я была твердо уверена, что по-русски она не выйдет никогда. Изменение этого решения поставило меня перед необходимостью не перевести, а заново переписать весь текст, иначе говоря, заново продумать его в иных лингвистических, исторических и культурных категориях.

Российскому читателю нет нужды объяснять, что такое комсомол или бычки в томате, он об этом знает не понаслышке и на своей шкуре испытал прелесть жизни в коммуналке и стояние в очередях за всем, начиная от колбасы и кончая билетами на «Лебединое озеро». Такого рода этнографическим подробностям, столь важным для европейского читателя, в русском варианте было не место, и я по мере возможности убрала их, ограничиваясь упоминанием вскользь вместо подробного описания. И наоборот, появилась возможность добавить кое-какие детали, которыми пришлось пожертвовать во французском варианте, где они требовали слишком громоздких объяснений.

Но главной проблемой оказался собственно стиль – воссоздание средствами русского языка той атмосферы, той интонации, которая по-французски возникала в процессе написания сама собой. За вольное или невольное отторжение от родного языка пришлось заплатить высокую цену, процесс «обрусения» очерков был долгим и мучительным, и если в результате получилось более или менее полноценное повествование, этим я всецело обязана поддержке друзей, которые сначала убедили меня в необходимости русского издания, а потом помогли в ходе работы, читая рукопись на разных стадиях. А также доверию издателя. И усилиям редактора. Всем им – искренняя благодарность и низкий поклон.

Шартр, ноябрь 2016 года

Одним из любителей разъяснять любознательным школьникам «как все происходило на самом деле» был учитель литературы и завуч Герман Наумович Фейн, гроза и кумир боготворивших его учеников. После 25 лет работы на поприще среднего образования он был уволен из школы за «развал педагогической работы», вынужден был эмигрировать в Германию, где преподавал еще 25 лет, теперь уже в престижных немецких университетах.

Следующее столкновение имело место год спустя, когда мои одноклассники пытались поступить на мехмат. Теоретически все знали, что евреев туда не берут, и тем не менее все надеялись. Слушая рассказы о том, с каким цинизмом их заваливали на вступительных экзаменах, хотелось плакать. Они и сами плакали – а потом эмигрировали; многие впоследствии стали выдающимися учеными, но вряд ли то первое столкновение с туполобым государственным антисемитизмом полностью забылось.

Рассказывали, что до начала советской экспансии в Африке лучший в стране специалист по португальскому долгие годы сидел без работы, зарабатывая на жизнь традиционным интеллигентским занятием – подметал улицы. Потом его отыскали, дали кафедру и велели срочно учить студентов португальскому. Это похоже на историю моего двоюродного деда, инженера оборонной промышленности, которого выгнали с работы за вольные речи (хорошо, что не посадили!), и ему пришлось десять лет проработать стекольщиком. Эти годы, вспоминал он, были самыми свободными за всю его жизнь. Но вот началась война, и его восстановили в должности на том же питерском заводе, откомандировав на производство танков и катюш.

Согласно одной из слышанных мной значительно позже версий, Питер Темпест стал коммунистом как жертва майората. Будучи младшим сыном богатого лорда, он ничего не получил в наследство, которое ушло к старшим братьям. Левые убеждения стали, таким образом, выражением протеста против этой несправедливости. Чего только не бывает на свете…

«Рабочая партия коммунисты Швеции».

Сравним с печальной судьбой арабской вязи в среднеазиатских республиках, где установление советской власти в 20-х годах привело к смене алфавита на кириллицу согласно доктрине так называемого «языкового строительства». В результате население навсегда потеряло связь с собственной вековой письменной традицией.