Елена Бальзамо - По обе стороны (очерки)

В 16 лет она вышла замуж за профессионального революционера, подпольщика, который после 1917 года пошел на работу в ЧК. Во время Гражданской войны он был членом ревтрибунала, председателем Комиссии по приемке-отправке ценностей, изъятых у буржуазии, потом стал продвигаться по дипломатической части. В 20-х годах он сделал стремительную карьеру и вскоре оказался в Японии: секретарь консульства… вице-консул… консул… В начале 30-х он уже важное лицо, вращается в высших кругах дипломатов и разведчиков, к которым принадлежал, в частности, Рихард Зорге. Он явно был не только ловким аппаратчиком, но и талантливым человеком, знал английский, японский и, вероятно, немецкий. Баловень судьбы, женатый на красавице (кстати, подруге детства бабушки по материнской линии), отец прелестных дочерей-двойняшек, маминых ровесниц.

В марте 1937-го, в разгар всенародных чисток, затронувших и дипработников, он получает приказ вернуться в Москву. И возвращается, похоже, ничего не подозревая, уверенный в прочности своего положения, поскольку везет с собой на родину целый вагон (!) имущества: мебель, посуду, одежду, в том числе комплект всего, что может понадобиться пятилетним дочерям до самого их совершеннолетия, включая школьные принадлежности. Достойный представитель страны «реального социализма», он прекрасно знал, что в пролетарском раю зачастую не купишь ни мыла, ни туалетной бумаги.

Два месяца спустя, когда он с женой возвращался с дипломатического приема, их арестовали. Ей было тогда лет 25, на ней было длинное вечернее платье – так она и перешагнула порог Лубянки в сопровождении вооруженного энкавэдэшника. И уже там, в тюрьме, имел место неожиданный эпизод: то ли она случайно столкнулась с мужем, когда ее вели по коридору на допрос, то ли муж ее, упрятанный в бокс во избежание подобных нежелательных встреч, узнал ее по голосу, когда ее проводили мимо, – во всяком случае, он успел крикнуть: «Анна, подписывай все!» «Все» в данном случае означало все обвинения, не только касающиеся ее самой, но также мужа и других людей, знакомых и незнакомых, забранных по тому же делу, которым инкриминировался шпионаж в пользу Японии, терроризм, государственная измена, и пр., и пр. И она подписала все . Несколько месяцев спустя мужа расстреляли, а она получила десять лет лагерей, которые отбывала в Мордовии, одном из самых страшных мест заключения. Ей удалось выжить.

После освобождения мой дед, знавший ее с юности, вызволил ее в Москву (что само по себе потребовало немалых усилий) и устроил лаборанткой на один из подведомственных его институту керамических заводов – поступок, требовавший немалого мужества: взять на работу «врага народа» осмеливался не каждый. Как заметил Солженицын, «каждый поступок противодействия власти требовал мужества несоразмерного с величиной поступка. Безопаснее было при Александре II хранить динамит, чем при Сталине приютить сироту врага народа». Дед мой пошел еще дальше: он женился на бывшей зэчке! Они разыскали двойняшек: благодаря самоотверженности одной из родственниц девочкам удалось избежать детского дома, куда автоматически помещали детей «врагов народа». Началась новая, казалось бы, вполне нормальная жизнь: школа, уроки рисования, лето на даче, абрикосовое варенье… Словно не было десяти лет мордовских лагерей. Жуткое прошлое было раз и навсегда похоронено, и даже намека на него не осталось – разве что странное выражение никогда не смеющихся глаз. Любила ли она моего деда? Пожалуй, нет. Любил ли он ее? Несомненно. Об этом свидетельствовало хотя бы то, чтó он ради нее сделал: для непартийного специалиста (иными словами, специалиста «с изъяном») жениться на «шпионке» и бывшей зэчке было шагом безрассудным и с точки зрения карьеры самоубийственным.

Однако на опрометчивые поступки его толкала не только любовь. Среди его «подопечных» имелся, например, занимательный персонаж, бывший матрос крейсера «Аврора», принимавший участие в штурме Зимнего дворца в октябре 1917 года. Лучшее начало для стремительного восхождения по социальной лестнице в те времена трудно было себе представить: после революции перед ним открылись все двери. Несколько лет спустя молодой парнишка, крестьянский сын, наскоро обученный, уже не в тельняшке, а в двубортном костюме с галстуком, оказывается в Риме в составе советского полпредства. Однако ему не суждено было состариться на дипломатической службе: на очередном приеме он выпил лишнего, принялся буянить, а потом отправился с приятелем в бордель. Кто-то увидел, настучал – пришлось срочно отозвать его в Москву. Вернувшись на родину, он быстро почувствовал, что его ожидает, и потому почел за лучшее уехать из столицы и затаиться; дед помог ему устроиться на работу на один из ведомственных заводов, производивших огнеупорные материалы.