Пётр Азарэль - Две жизни Пинхаса Рутенберга

Произведения Пушкина, Гоголя, Тургенева, Гончарова, Толстого, Достоевского и других писателей, необходимые для сочинения, были прочитаны и отложились в памяти Пинхаса. Он получал книги в училище, но некоторые приходилось доставать в городской библиотеке, куда он был записан все последние годы. Он читал их и передавал Степану, который права пользования библиотекой не имел.

В конце дня в класс зашёл директор школы. Он поздравил их с окончанием «дополнительного» года и пожелал успеха в конкурсных экзаменах. Когда уже расходились, его подозвал к себе Ужицкий.

– Рутенберг, ты хорошо учился все годы. Я верю, ты поступишь. Не разочаруй меня.

– Спасибо, господин учитель, но, вы-то понимаете, не всё зависит от меня.

– Я знаю, Пинхас, о процентной норме для евреев. Это кощунство. Но через мой класс прошли сотни, если не тысячи учеников. Таких, как ты, у меня было совсем немного. – Ужицкий окинул его пытливым взглядом. – Ты уже решил, куда поедешь поступать?

– Да, в Санкт-Петербург, в Технологический институт.

– Трудно тебе будет. В столицах норма три процента и туда поедут самые лучшие. Но я тебя понимаю. Это один из лучших технических институтов страны. Желаю тебе удачи. И мой тебе совет: не расслабляйся, каждый день решай несколько задач.

Ужицкий повернулся и вышел из класса. Пинхас смотрел на его удаляющуюся худощавую фигуру и вновь поразился полному отсутствию у него антиеврейского душка, которым в той или иной степени были заражены почти все роменские гои. Тимошенко ждал его на выходе из школы.

– Пинхас, завтра за мной заедет отец, и я уезжаю, – с некоторым оттенком грусти сказал Степан. – Отдохну в селе, наберусь сил, а потом на поезд и в столицу.

– Восемь лет промчались, приятель. Теперь нам нужно доказать, чего мы ст о им. Между прочим, наш математик приличный человек. Он поговорил со мной и пожелал удачи.

– Да, у него есть сердце, он болеет за нас. Ну ладно, Пинхас. Жаль, что мне в другую сторону. Все эти годы ты был мне хорошим товарищем. Даст Б-г, ещё увидимся.

Они крепко обнялись и разошлись. Не знали они ещё тогда, что один из них станет революционером, а потом знаменитым сионистом и электрификатором Эрец-Исраэль, а другой великим учёным.

Прошёл июль. Пинхас отдыхал, гуляя по живописным роменским рощам, но по совету Ужицкого каждый день решал задачи из сборника конкурсных задач. Билеты на поезд были заранее куплены на десятое августа, и началась неспешная подготовка к отъезду. Мама с затаённой грустью вздыхала, смотря на сына, и подкладывала ему в тарелку блинчики со сметаной и творогом или кусочки гефилте фиш, которую она делала превосходно. Отец, пытавшийся было прежде отговорить сына от «авантюры», смирился с его выбором и принялся подсчитывать возможные петербургские расходы на жильё, пропитание и оплату учёбы в институте. За несколько дней до отъезда Пинхас начал собираться в дорогу и укладывать вещи в чемодан. Отец накануне подошёл к нему и передал связанную в носовой платок небольшую пачку денег, которых должно было хватить на первое время.

Десятого августа вся семья проводила его на вокзал. На перроне было много народа. Уезжали ещё несколько выпускников училища, которых Пинхас хорошо знал. Они приветствовали его, и он ответил им взмахом руки. Подошёл поезд, он обнял сестёр и братьев, заплаканную мать и отца, предъявил проводнику билет и поднялся в вагон. Обернувшись, он вдруг увидел стоявшую поодаль Хану. Она смотрела на него, и, чтобы он её заметил, держала над головой правую руку. Он остановился на мгновение, кивнул ей и прошёл в коридор вагона. Он понял, что её чувства к нему не остыли, да и он, как ни пытался, не смог её забыть. Пинхас нашёл своё место, положил чемодан наверх на багажную полку, потом вышел в коридор и подошёл к открытому окну медленно тронувшегося поезда. Он опять попрощался с родителями, сёстрами и братьями, и, увидев Хану на том же месте, подумал, что её появление на вокзале не останется незамеченным.

Витебский вокзал, где Пинхас сошёл с поезда, был старейшим в Санкт-Петербурге и

России вокзалом, построенным в 1837 году при Николае I. Прежде он назывался Царскосельским, так как обслуживал царскую семью и двор на первой в стране железнодорожной линии, соединяющей столицу и Царское село. На большой привокзальной площади он осмотрелся и, увидев рослого в мундире городового, подошёл к нему.

– Не подскажешь, служилый, как пройти к Технологическому институту? – спросил он.