Андрей Колесников - Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

Авторы доклада призывали президента-2012 к тому, чтобы он использовал свой мандат на продолжение политики модернизации: «Будущий президент должен предложить обществу новый социальный контракт. Его главное условие: максимальное невмешательство власти в дела народа и свободное вмешательство народа в дела власти».

Власть, озабоченная будущим, вполне могла бы согласиться с этим условием, в рамках которого развитие России оказалось бы по крайней мере нормальным, без срывов в политическую, ментальную, экономическую архаику. Но отказ от модернизации, осуществленный адресатом доклада «Обретение будущего» (адресат предпочел прошлое, в котором начал искать дополнительную легитимацию собственному правлению), стал сознательным и четко артикулированным политическим решением. Выходит, правы были авторы доклада ИНСОРа, когда писали: «…выбор (для России. – А. К .) даже не между направлениями движения, а между будущим страны и его отсутствием… Мы попадаем в „другую историю“: отставание становится необратимым… У нынешней инерционной траектории будущего нет – ни „светлого“, ни хотя бы приемлемого».

«Стратегия-2020», подготовленная для Путина-2012, и ЦСРовский документ «Стратегия развития страны 2018–2024», подготовленный для Путина-2018, содержали набор разумных и достаточно мягких модернизационных мер. Один из разделов «программы Кудрина» назывался «Государство для граждан». Но государство скорее готово было существовать за счет граждан. Программы уже были не нужны: политическая власть отказалась от модели модернизации – даже авторитарной. Сюжет рубежа конца 1960-х годов повторялся почти буквально.

Остается только дождаться окончания следующего порочного круга истории и появления нового Горбачева, а потом Ельцина. Персонажи такого исторического типа пока не просматриваются. Как и нет нового Гайдара, возможного архитектора реформ.

А вот к жизни и судьбе именно Егора Тимуровича Гайдара имеет смысл присмотреться внимательнее, поскольку история российских реформ 1990-х, которые легли в основу не только рыночной экономики, но и политической демократии a la Russe, совпадает с биографией и идейной эволюцией главного российского реформатора.

Условные пять пятилеток его интеллектуальной и политической карьеры совпали с этапами осмысления, реализации и затухания реформ в России.

Архив Егора Гайдара – это бумаги, в которых нет ничего личного. Все только по делу, как вроде бы и положено человеку, обращенному вовне, занятому публичной активностью. Но эта публичность была вынужденной. Он был человеком прежде всего внутренним – сосредоточенным на своей работе, своих мыслях, чтении и письме.

Очень интеллигентный, чрезвычайно деликатный и обходительный в общении, совершавший все эти движения как будто автоматически, в силу привычки быть доброжелательным. Отчего иногда возникало впечатление, что «всяк входящий» ему лишь мешает. Мешает сосредоточенному одиночеству. И процессу мышления.

Доходило до смешного. Яков Уринсон вспоминал, как они в очередной раз с Егором и его сыном Петей рыбачили. У Гайдара явным образом клевало. Но он сидел с отсутствующим видом. Петр вытащил за него удочку. А Егор произнес: «Я вот все думаю, какие реформы можно сейчас провести на Кубе». Дело было как раз тогда, когда на Острове свободы сыпался режим Кастро. А Куба все еще оставалась для Гайдара «родной».

…Мама Егора смотрит на его портрет на стене в квартире в подмосковном поселке Красновидово. На фотографии ему уже далеко за 40, но нет этого обреченного старения, которое началось после рокового отравления в 2006-м. Егор погружен в себя. Он думает. Ариадна Павловна переводит взгляд в окно – там осенний лес стал уже цветным, но еще не превратился в прозрачный. Она вспоминает, как отсюда, из этой квартиры, он уезжал на рейсовом автобусе в Москву в день путча августа 1991 года…

Его старомодная воспитанность, очень скромные, неброские серые костюмы и галстуки казались данью внешнему миру и одновременно броней: проходите, можете меня не замечать, если что-то интересно, я прокомментирую, вы точно прислушаетесь к этим словам, но – отпустите меня к письменному столу, к моим бумагам, мыслям и книгам.

Ход во «внутреннего Гайдара» был доступен немногим. Даже очень близкие сотрудники знали его внешнего. И любили внешнего. Он умел держать дистанцию и сотрудников подбирал, способных понимать, как быть близким и понимающим работником, но сохранять эту дистанцию. Он мог представиться при первом знакомстве с помощником или секретарем: «Егор». Только они все равно его всегда будут звать «Егор Тимурович».