Павел Айдаров - Моё путешествие в мир научной философии

Позже, спустя много лет я узнал, что, согласно принятым официальным стандартам, эпистемология как дисциплина относится к «Онтологии и теории познания». Да и вообще, в работах многих представителей философии науки мне всё чаще попадалось употребление термина «эпистемология» как синонима теории познания. Термин же «гносеология» встречался крайне мало. Создавалось впечатление, что гносеологию стремятся заменить эпистемологией. А в одном интервью 1 1 См. видеоролик «Интервью М. А. Розов» на ютуб-канале «Фонд им. Г. П. Щедровицкого». М. А. Розов сказал, что участвовал (вместе с Г. П. Щедровицким) в построении «новой области знания», которую тогда называли «теорией познания», а сейчас бы он её назвал «философией науки». А что имеется в виду под «теорией познания»: эпистемология или гносеология, если принципиально различать их подходы? В работах Розова, как правило, фигурирует термин «эпистемология». Получается, между эпистемологией и философией науки он ставил знак равенства, т.е. философия науки – это и есть эпистемология. С одной стороны здесь можно согласиться: и философия науки, и эпистемология изучают то, как познаёт наука. Гносеология же не ограничивается научным знанием. Но, с другой стороны, нельзя соглашаться с той тенденцией, которая сложилась в научной философии: с появлением науки объектом изучения стало не просто познание, а познание научное, тем самым гносеология стала вытесняться эпистемологией. А если мы вдобавок эпистемологию и философию науки ставим в один ряд, то теория познания вообще редуцируется к философии науки. Эпистемология – это вторичная дисциплина по отношению к науке. Наука познаёт сама по себе, а эпистемология лишь обобщает познавательные результаты этого. Гносеология же не признаёт за наукой первенства: она может указывать науке на познавательные ошибки. Если гносеология в научной среде заменяется эпистемологией, то теория познания мало что может дать науке, ибо она всегда будет оказываться позади её…

Лекции шли своим чередом. И вот, наконец, в теории Розова мы дошли до, пожалуй, единственного, согласно моим воззрениям, вопроса, напрямую касающегося теории познания.

– Предметоцентризм, – говорила Краснова, – это такая познавательная установка, которая стремится познать объект из его внутренней структуры. Другими словами, учёный пытается понять из чего состоит его объект, и на основании этого стремится объяснить его поведение. Такой учёный говорит про свой объект, что он «состоит из». Теория социальных эстафет отвергает эту установку. Отдельных эстафет не существует, существуют лишь эстафетные структуры. Каждая эстафета всегда включена в какой-либо контекст, она – часть целого. И когда поведение объекта объясняется из того целого, частью которого он является, из «топоса», то эта установка и называется «топоцентризм».

Мне не давало покоя то, что знание, согласно Розову, «состоит из» социальных эстафет, но в то же самое время «состоит из» им характеризуется как «предметоцентризм» и отвергается. Я долго не решался эту тему поднять и прямой вопрос задал лишь несколькими годами позже, уже во время обучения в аспирантуре, когда мы также изучали познавательную дилемму «предметоцентризм – топоцентризм». Когда после лекции мы остались со Светланой Сергеевной один на один для обсуждения моей работы над диссертацией, я спросил:

– Светлана Сергеевна, вот Вы говорите, что теория социальных эстафет опровергает предметоцентризм, отвергает «состоит из».

– Да, совершенно верно, предметоцентризм – это отжившая в науке установка.

– Я зачитаю цитату из работы Розова: «анализ строения знания, его структуры предполагает выявление образующих это знание эстафет и их связей. Ясна и цель этого анализа – объяснить возможности того или иного понимания. Знание, следовательно, состоит из эстафет» 2 2 Розов М. А. Что такое теория социальных эстафет? // На теневой стороне. – Новосибирск: Сибирский хронограф, 2004, с. 171. . Обращаю внимание: «состоит из эстафет». Получается, что теория Розова – это предметоцентризм, и Розов противоречит сам себе.

Краснова задумалась. Тревожное молчание длилось около минуты.

– А ведь это верно, – задумчиво, как бы сдавая позиции, просквозило из её уст.

Идя домой, я ликовал. Я чувствовал себя победителем. Одним ударом теория социальных эстафет была поражена в самое сердце…

Однако в следующий раз Краснова начала свою лекцию со слов: