Павел Айдаров - Моё путешествие в мир научной философии

Первым философским предметом, который мы начали изучать, стала «Античная философия». На одном из первых занятий мне было поручено сделать доклад о софистах. Когда я до этого изучал философскую литературу, то считал обязательным для себя постоянно сопоставлять прочитанное с тем, что встречал в жизни; я был абсолютно уверен, что так делают все философы. В полном согласии с этим, получив задание, я сразу же подумал: «Нужно привести в пример и какие-то современные софизмы». Копаясь у себя в голове, я быстро вспомнил, как в одном из философских учебников приводилась цитата из работы Льва Шестова «Странствования по душам». Суть этой цитаты сводилась к тому, что вся трагедия человечества не в материи, а в идеях, и это выдавалось за аргумент в пользу того, что материализм совершенно безобиден. Однако материализм ведь и есть не что иное как идея. «Отличный софизм! Нужно его привести в качестве примера».

– Светлана Сергеевна, а анализировать современность на предмет наличия софизмов нужно? – спросил я.

– А в чём научность такого анализа? – недоумённо спросила Краснова. – Мы занимаемся здесь историей философии, нас интересуют греческие софисты, а не нынешние.

Я погрузился в раздумье. Как так? Современность философию не интересует? А для чего тогда изучать историю, если не прилагать её опыт к современности?..

Предмет «Античная философия» пролетел, что называется, на одном дыхании. Однако мы разбирали, в основном, диалоги Платона, немного затронув и софистов, а вот даже до Аристотеля дойти не сумели – не хватило учебных часов. Но всё равно я был очень доволен этими занятиями – примерно этого я и искал… Расквитавшись с «Античной философией» и сдав экзамен на отлично, я с нетерпением ждал следующего предмета. Поскольку студентов было всего трое, нам не могли нанимать множество разных преподавателей, и почти все предметы вела Светлана Сергеевна – сначала один, потом другой, одновременно несколько предметов мы не изучали. И в этом тоже был плюс – можно было сосредоточиться на чём-то одном, не забивая голову другим.

После «Античной философии» настала очередь «Онтологии и теории познания» – предмета, который ещё не так давно назывался «Систематическая философия». Изучение этого предмета предполагало погружение в отдельные философские проблемы – во всё то, что наработано по каждой проблеме за всю историю философии. Как я ожидал, это будет та же история философии, только сгруппированная не по философам, а по проблемам. Однако Краснова объявила, что мы на этом предмете будем изучать главным образом теорию социальных эстафет М. А. Розова, а также затронем некоторые статьи В. С. Стёпина, Э. В. Ильенкова и Г. П. Щедровицкого. Меня это несколько смутило: я пришёл учиться, рассчитывая, что мы будем изучать Декарта, Спинозу, Шопенгауэра, Канта… Даже Канта, автора «коперниканского переворота» в познании, мы обходим стороной…

– А классиков разве мы не будем их изучать? – всё-таки я решился задать вопрос.

– Классики – это прошлое, а современная философия ушла далеко вперёд, – очень уверенно и как бы гордясь этим, ответила Светлана Сергеевна.

У меня такой ответ вызвал очередное изумление: как это классики могут уйти в прошлое – на то они и классики, чтобы их работы всегда оставались актуальны.

Я читал работы М. А. Розова и ничего в них не находил. Существует в науке одна традиция, потом её сменяет другая. Что здесь может сказать теория социальных эстафет? Только то, что одна эстафета сменила другую? Но это и так понятно! Главный вопрос ведь в другом – почему произошла эта смена. А вот здесь данная теория чем-либо помочь не в состоянии. Помимо этого, я вообще не мог понять, почему Краснова связывает теорию социальных эстафет с «Онтологией и теорией познания». Является ли вопросом теории познания то, как передаётся знание от одного человека к другому? Скорее, это относится не к теории познания, а к эпистемологии – предмету, который изучает существование знания в социуме. Вопросы же теории познания совсем другие: что такое истина, каковы её критерии, чем отличается знание от мнения, каковы пределы познания, и так далее. То, как человек познаёт, открывает истину и то, как знание существует – это несколько разные темы. Впрочем, и сама Краснова разделяла гносеологию и эпистемологию, отмечая, что первая про познание , а вторая про знание . Но тогда почему же мы по теории познания изучаем эпистемологию М. А. Розова, которая к истинной теории познания отношения почти не имеет? Спросить об этом у Красновой? Нет, нужно соблюдать субординацию – не студенты определяют, что они должны изучать, а преподаватели.