Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

Ноги Юджи стали очень слабыми. Я удивлялся тому, что он еще был способен передвигаться. На тот момент он извергал из себя столько еды, что казалось, он питается одним воздухом. Ему по-прежнему нравилось меня мутузить и бросаться чем-нибудь, но после смертоубийства в Индии это был просто отдых.

– Существует такая вещь, как процесс старения! – напоминал он нам, после чего, как пятилетний ребенок, заталкивал мне на улице снег под куртку и толкал в сугроб.

Мы отправились в Грюйер пообедать. Водитель подвез его прямо к двери ресторана, так чтобы ему не пришлось идти. Было очень морозно, обледеневшие булыжники таили в себе опасность. Он вышел из машины и под предлогом проверки обменных курсов прошел пешком весь путь обратно к началу небольшого средневекового города. Мы могли только беспомощно следовать за ним, пока он занимался мониторингом кончины доллара. Его куртка хлопала на ветру, и если бы кто-то посмел сказать ему о холоде, он тут же нарвался бы на шквал проклятий и угроз:

– Это тело не знает холода или жары! Не существует таких понятий! Вы все – напуганные куры!

Он насмехался над стихиями. Его интересовало более неотложное дело.

– Смотрите, сэр! Ваш доллар снова внизу! О, я доволен!

Я радостно согласился с ним, лишь бы он продолжал идти.

В кафе во время обеда он нарисовал меня с моей лысой головой, в смешно выглядящей рубашке. Приковав внимание всех сидящих за столом, он начал рисовать женскую фигуру. То, что она была женской, было понятно по сиськам. Ее огромные глаза косили на мужчину, который смотрел в другом направлении. Присутствующие, не отрываясь, следили за руками Юджи, словно тот показывал фокус. Затем, состроив шкодливую детскую физиономию, он четко обозначил соски, чтобы уж точно ни у кого не осталось сомнений, что это была женщина. От головы мужчины он провел несколько линий к голове женщины, что можно было интерпретировать как угодно. Я видел в этой картинке женщину, которая била мужчину по голове чем-то вроде пениса. Йогиня позже высказала свою версию, разглядев на рисунке мужчину, тянущего энергию из женщины. Я попросил Юджи расшифровать его рисунок, и он подтвердил, что на нем была изображена бьющая мужчину женщина. Но я даже не сомневаюсь, что если бы спросила его она, он бы сказал ей, что это мужчина, который тянет из женщины энергию. C’est la vie: и то и другое было правдой.

Словно желая усугубить ситуацию, он, где бы мы ни оказывались, все время садился рядом со мной. Иногда она занимала место рядом с ним, и тогда он отодвигался от нее. Мне хотелось оставаться незамеченным и не бередить раны, но он не давал мне такой возможности: он бил меня, стучал ложкой по голове, проливал на меня воду, кофе, просыпал сахар, в то время как она наблюдала за происходящим на расстоянии. Это расстраивало меня.

– Смотри, смотри, это тебе, – говорил он, отдавая мне остатки своей еды. Он таким образом признавал существующую между нами связь: мне он отдавал остатки кофе, а ей – остатки сливок.

– Где она?

– Вон там, Юджи.

– Тебе, – говорил он, добавляя ложку взбитых сливок в ее чашку с горячим шоколадом.

– Спасибо, Юджи.

Мне льстило, что мы ему были настолько интересны, что он даже нарисовал нас. Я хранил его рисунок как талисман, напоминалку. Все, что он делал, было чрезвычайно значимо, информация продолжала распаковываться даже годы спустя. Взять, к примеру, его привычку пичкать меня сахаром: ведь он в буквальном смысле давал мне сладость в ситуации настолько горькой, что я едва с ней справлялся. Его внимание спасало меня от бездны отчаяния, в которую я готов был погрузиться из-за отношений с Йогиней. Он поддерживал меня так, как я его никогда не поддерживал. Это все равно что постоянно находиться в заботливых, терпеливых руках мамы. Он позволял мне совершать ошибки, которых я не мог не совершить, обжигаясь снова и снова, и не отказался от меня, хотя я был полным идиотом. Когда он говорил: «Я не обзываю тебя идиотом, ты и есть идиот», это было чем-то вроде благословения.

Боясь, что он упадет, я старался повсюду незаметно следовать за ним. Теперь он постоянно опирался на мою руку, выходя из ресторана, переходя улицу или спускаясь по лестнице. Когда он переигрывал, изображая «старикашку», выходило смешно. Играя на публику, он с широчайшей улыбкой на лице горбился и ковылял сверх меры, создавая совершенно определенное ощущение бестелесного кукловода, руководящего собственным телом.