Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

– Я хочу убраться отсюда прямо сейчас!

Он пошел к двери, вышел и снова посмотрел на лестницу. Когда я сделал движение по направлению к нему, чтобы помочь, он прорычал на меня:

– Нет, сэр. Мне не нужна ваша помощь! Вы думаете, мне нужна ваша помощь?

После небольшой паузы он схватился за перила и потихоньку пошел вверх шаг за шагом. Добравшись до верха лестницы, он сделал небольшой притоп ногами и торжествующе улыбнулся. Народ радовался за него и подбадривал.

Затем он забрался в роскошный «Пежо 607», неделями простаивавший без дела. Рэй, стараясь быть максимально осторожным, мягко закрыл дверцу автомобиля, и… стекло бокового окна автоматически поднялось вверх, прищемив пальцы Юджи.

– Ой, пальцы! – сказал он странным безучастным голосом, пока мы с ужасом наблюдали за этой сценой. Бедный Рэй судорожно начал шарить по салону машины в поисках чертова пульта дистанционного управления, чтобы освободить пальцы Юджи от тисков механического стеклоподъемника. К тому времени, когда стекло опустилось, пальцы его стали черно-синими. Конечно, он не волновался о них: он тут же растворил всякое чувство вины, потребовав по тысяче швейцарских франков за каждый пострадавший палец. Рэй никак не мог прийти в себя, но всю оставшуюся часть лета Юджи гордо держал руку пальцами вверх, как напоминание и пример того, что они заживали гораздо быстрее, чем предсказывали эти «идиоты доктора». Он любил настаивать на том, чего нет, до тех пор, пока все с ним не соглашались.

Позже кто-то рассказал мне историю, случившуюся с Анандамайи Ма. Один из ее учеников спросил, что будет, если она вдруг уронит уголек на ногу, – такой нечувствительной к собственному телу она казалась. Когда он отвернулся, она бросила уголек себе на ногу и просто стояла и смотрела на него, словно удивляясь сама себе. Только когда ученик снова повернулся к ней и увидел, что нога дымится, она сбросила уголек и засмеялась. Им потом пришлось перевязывать ее рану.

Как-то раз перед обедом он объяснял, насколько нерелигиозным человеком он был. Фонтан энергии, бьющий из него ключом, более чем впечатлял, особенно если учесть его недавнее падение. Особенно сильно он чертыхался, обращаясь к Махешу и Преподобному. Начав с проклятий солнцу, сияющему над вершинами Альп у него за спиной, он добрался до истории религии. В тот день он неистовствовал больше, чем обычно.

– Я не религиозный ублюдок! Это они грязные ублюдки, они говорят, что людям нужно делать, как себя вести. Результат всего этого дерьма – неэффективность. Погрешность! Ничтожные люди, это вы производите всех негодяев, всех духовных учителей! Вы – животное! Вы не можете жить как животное! Вы думаете, что вы не такие. В этом причина человеческого несчастья. Оставайтесь такими же несчастными и уничтожьте этот человеческий вид на планете. Он будет уничтожен! Нас с вами там не будет, чтобы сказать: «Я говорил тебе, ублюдок!» Это должно произойти. Мне даже делать ничего не нужно. Вы привели в действие такие жуткие вещи во имя Божие – этого несуществующего ублюдка, грязного ублюдка. Если вы, ребята, верите в этого Бога, вы думаете, он на вашей стороне? Хоть раз будьте честными! Ему следует быть на их стороне, а не на вашей и не на моей – на стороне тех грязных негодяев, что проповедуют все это дерьмо в церквях, храмах и мечетях. Это не атеизм. Это не иконоборческий вздор. Нет места на планете для вашего религиозного дерьма. Вы до сих пор живы, потому что обладаете самым разрушительным оружием. Слава богу, существуют страны, способные смести Америку с лица земли, но вы не уйдете просто так, вы унесете с собой все формы жизни. Вот с какой ситуацией мы сегодня имеем дело. Все американцы должны быть уничтожены, а до этого должна исчезнуть вся Индия со всем своим индийским дерьмом! Это не мое пожелание. Это то, чего не миновать.

Показав на Преподобного, он сказал:

– Я рад, что твоя духовная дочь нашла танцующего таракана, и где? В микроволновой печи! И он выбежал оттуда и продолжил танцевать. Теперь я верю тому ублюдку, что сказал: «Тараканы – единственные, кто выживет в ядерной войне».

Его руки порхали как птицы, то вверх, то вниз, то симметрично, то каждая сама по себе, то вперед, то назад; он разговаривал всем телом, слова, перемежаясь паузами, выскакивали из него быстро и гневно; выражение лица постоянно менялось, подчеркивая ту или иную степень отвращения; слова взлетали и разбивались друг о друга, смыслы налетали на смыслы, чтобы затем быть выплюнутыми в лицо так называемой человеческой цивилизации. Это был целый театр, и он мог часами продолжать выступать в том же духе, пока мы, в полном изумлении, сидели рядом с ним.