Виктор Улин - Умерший рай

Впрочем, стыдиться национальности глупо, ведь человек не волен ее выбирать. А вот что не опасался – так это в итоге вышло ему боком…

Вообще Лейб был очень хорошим парнем. Выпускник одной из Ленинградских математических школ, он прекрасно знал предмет, но никогда не кичился знанием. В отличие от других своих бывших одногруппников, знавших математику не в пример хуже. Когда мне, с великим трудом преодолевавшему годы на неинтересном и чужом математико-механическом факультете, что-то оказывалось непонятным, я часто обращался за консультацией именно к нему. Кроме того, я просто уважал своего сокурсника и общение с ним всегда дарило мне удовольствие.

Катастрофа произошла на пятом курсе.

Отец Лейба был, естественно, тоже евреем. И даже носил не придуманное, а настоящее иудейское имя, которого я сейчас уже не помню.

Работал он, как большинство евреев-математиков, в « ящике ». Будучи умным человеком, он не позволил подписать себя на допуск выше минимально необходимого.

В итоге срок его « карантина » ограничивался годом.

К тому времени все их родственники уехали в Израиль; семья продолжала жить в Ленинграде лишь для того, чтобы Лейб получил диплом.

Ровно за год до планируемого события отец Лейба уволился из своего « ящика » – чтобы в нужный срок беспрепятственно отъехать на историческую родину.

Все шло по плану, пока не случился нелепый прокол.

Из Израиля приехал родственник, и отец Лейба с ним встретился. Не у себя дома: все отъезжающие в Израиль, равно как и прибывающие оттуда находились под бдительным вниманием КГБ. Однако два умных человека не нашли ничего лучшего, как назначить встречу в людном месте. На Невском проспекте. Где, с точки зрения нормального человека можно затеряться среди толпы.

Произошло как раз наоборот.

Шустрые ребята из отдела, работавшего по евреям, засекли их как раз на Невском.

Отец Лейба был привлечен к ответственности. Поскольку год « карантина » не миновал, а имелись все доказательства встречи с иностранцем, ему инкриминировали ни много ни мало, как шпионаж в пользу враждебного государства. У СССР с Израилем в то время не было дипломатических отношений, страны считались врагами.

Ему подобрали нужную статью и, кажется, дали срок.

А дальше…

Приоткрылись склепы и повеяло тленом старых костей.

Сквозь маску Брежневского пресенильного благодушия прорезался энкэвэдэшный оскал минувшей эпохи. И даже прошуршали в воздухе страшные ярлыки «ЧСИР» – то есть « член семьи изменника родины ».

За « преступление » отца Лейба опустили по полной программе тех лет.

Исключили из комсомола.

(Что было равносильно отлучению от церкви в эпоху мирного царизма.)

И тут же автоматически отчислили из университета.

На пятом курсе.

До получения диплома математика ему не хватило нескольких месяцев.

Больше о судьбе Лейба мне ничего не известно…

Леониду Ильичу Брежневу оставалось царствовать два года.

Случались в СССР казусы и не столь трагические.

Хотя тоже полностью коверкающие судьбу человека.

Например, мой дядя (самых честных правил!), муж сестры отца был военным.

В Уфе он работал военпредом на одном из местных оборонных заводов. Существовала такая должность, типа контролера ОТК со стороны армии. Но еще раньше, в молодости, когда служил на флоте, он – как говорил сам, по великой дурости – подписался на допуск максимальной секретности.

Который подразумевал бессрочный карантин.

И совершив глупость однажды, в зрелой жизни дядя не мог съездить даже в Болгарию… Граница для него оказалась действительно на замке.

Теперь, конечно, доступно все.

Но дядя мой стар и нездоров, к тому же приходится помогать сыну с больной внучкой – и теперь ему не до заграниц.

Все должно делаться в свое время.

И самое страшное – когда рука государства не позволяет человеку использовать время жизни по назначению.

Но мне повезло.

Или можно сказать по-иному: невезение в моей жизни не было беспредельным.

Я доехал до рубежа и даже пересек его.

Сама граница потрясла воображение. Я ожидал увидеть что-то подобное – и в общем не ошибся. Однако реальное зрелище действовало в сто раз сильнее, чем умственные представления или кадры из фильмов.

Очищенные от леса холмы.

И широкая, аккуратно перепаханная контрольно-следовая полоса, которая тянулась, повторяя изгибы рельефа, сколько хватало глаз. И таяла вдали по обе стороны от насыпи.