Генрих Сечкин - На грани отчаяния

Американцы приятно поразили меня. Несмотря на жуткие пробки в Нью-Йорке, все движение на улицах останавливается, чтобы пропустить водителя, попавшего в затруднительное положение. Столь же уважительно относятся и к пешеходам.

Мы с моим московским приятелем Алексеем на его машине подъехали к автозаправке. В очереди стояла внушительная вереница машин. В этот момент от одной из бензоколонок отъехал автомобиль. Леша жил в Америке непродолжительное время, и московские привычки еще не полностью исчезли из его поведения. И пока медлительные американцы заводили свои машины, чтобы продвинуться дальше, Леша стремглав нырнул на освободившееся возле колонки место.

- Что ты делаешь? - заорал я, представив себе, как взбешенные водители выскочат из своих машин, выхватят монтировки и раздолбают Лешин лимузин в лепешку. И вдруг я увидел такое, что повергло меня в неописуемый шок: вся очередь отодвинулась назад, дав Алексею возможность поставить машину удобнее.

- Они что, все больные? - изумился я. - Из дурдома?

- Да, нет, - отвечал Леша. - Просто они подумали, что если я лезу без очереди, значит, очень спешу. Вот и пропустили.

Ха, поду-умали! Нашим разумом это не понять. Леша залил полный бак и под дружелюбные взгляды американцев тронулся с места. Этот эпизод окончательно убедил меня, что жить среди таких людей я просто не смогу.

В Америке меня больше ничто не удерживало. За пять месяцев я узнал много такого, о чем никогда не узнает турист, приехавший на две-три недели. Несколько попутных коммерческих дел были закончены и принесли мне настолько ничтожный доход, что, помимо собственного желудка, я был вынужден экономить еще и на транспортных расходах. Не всегда и не везде меня возили друзья и знакомые. Приходилось иногда передвигаться без их помощи. И если на автобусе можно было иногда прокатиться зайцем, то турникеты в метро не открывались, пока не опустишь в щель токен (жетон). Но на хитрую гайку всегда есть болт с резьбой.

Баба Люся, с ее восьмой программой, имела право на льготный проезд. Это значило, что, купив в кассе токен за доллар и двадцать пять центов, она, предъявив свое удостоверение, получала бесплатно еще и бумажный билетик на обратный проезд. Свободными вечерами я предлагал бабе Люсе прогуляться. Она с удовольствием шла рядом со мной и рассказывала обо всех своих болячках, а я, терпеливо выслушивая ее, вел по заранее разработанному мной маршруту. Дойдя до очередной станции метро, я давал ей доллар с двадцатью пятью центами и, остановившись поодаль, наблюдал, как баба Люся шла к кассе и покупала токен с билетиком. Не проходя через турникет, она шла обратно, а черная контролерша, разгадав маневр, злобно шипела ей вслед. Получив добычу, я вел бабу Люсю к следующей станции.

В дальнейшем я раскатывал по своим делам, используя только билеты. Практически все поездки обходились мне бесплатно, так как токены по номиналу у меня забирал сосед, ежедневно пользующийся метрополитеном. Только благодаря этой не совсем благородной акции мне удалось, не обращаясь к помощи друзей, сэкономить деньги на обратный билет в Москву.

- Возьми с собой в Москву мою жену Риту! - незадолго до моего отъезда обратился ко мне Леша

- Ты что? С ума сошел? У меня там своя имеется.

- Да я не в том смысле. Зубы она хочет сделать. Здесь в десятку тысяч баксов выльется, а у вас в штуку можно уложиться. Ну, еще билеты туда и обратно. Она, как твои челюсти узрела, так спать перестала.

- Минутку! Мне под шестьдесят, а ей двадцать пять. У нее же свои нормальные. Ну, немного неровные. Ведь придется все зубы умертвить. Нервы вытащить. Крутая операция.

- Ничего! Зато потом будет любоваться на свою голливудскую улыбку.

Просмотрев массу буклетов туристических фирм, мы с Ритой решили, что самые дешевые билеты на самолет, очевидно, удастся достать в агентстве Аэрофлота. Рита родилась в Израиле, эмигрировала в Нью-Йорк. Долгое время искала работу. Наконец устроилась в еврейский магазин, где ей по девять часов в сутки вместе с другими работницами, приходилось раскатывать тяжелой каталкой мацу. На кухне была установлена видеокамера и строгий хозяин-хасид, сидя перед монитором и внимательно наблюдая за работой, не давал женщинам ни одной минуты передышки. Единственный пятнадцатиминутный перерыв в 12 часов давал возможность перекусить, покурить, сбегать в туалет. Темп этой каторжной работы был ужасающим. Остановка на несколько секунд означала неминуемую потерю работы. А чтобы устроиться туда, Рита в течение двух месяцев ежедневно ездила в Манхеттен к пяти часам утра занимать очередь в департамент занятости, и к вечеру уезжала несолоно хлебавши.