Анна Алматинская - Минувшее

Я взглянула на президиум, там царило оживление. Вся пунцовая Николаева склонилась к Любимовой и что-то шептала. Любимова отрицательно покачала головой. Секретарь Студенцова с бесстрастным видом строчила, успевая заносить каждое слово внятной раздельной речи Паризат. А та, словно понимая важность минуты, говорила плавно, с паузами.

— Прошло уже пять лет, как вышел новый закон о жизни народа. Против нового закона восстали Мадамин-бек, Халходжа, а вы знаете их. Это они подняли газават. Во славу аллаха они проливают кровь дехкан, кровь бедняков. Но аллах оставил нам свою священную книгу-коран, по ней мы должны жить, ей верить. Прошло пять лет, а вы все стонете, жалуетесь, безропотно сносите обиды. Вы слушаете черные слова злых людей. Это они требуют покорности от женщины. А знаете ли вы, что закон Ленина — это закон аллаха? В священной Бухаре над входом в старинную мечеть есть сура из корана, нашей священной книги. Там по-арабски написано: «Женщина-мусульманка должна быть грамотной и наравне с мужчиной проводить закон аллаха». Знаете ли вы, что эта гнусная черная сетка из волос конского хвоста, этот чачван, который вы носите и боитесь снять, — выдумка таких, как Мадамин? Жены великого пророка Магомета не закрывали лица. Лишь после того как пророк заподозрил в измене свою младшую жену Айшу, он закрыл лицо ее покрывалом.

Можно себе представить напряженную тишину, царившую в зале, и то внимание, с которым все слушали смелые слова. Ведь в зале, несомненно, были сторонницы Мадамин-бека, грозного басмача, но Паризат спокойно продолжала:

— Мой муж, ишан Азимкул-ходжа, — да воссияет над ним милость аллаха! Душа его полгода назад отлетела к престолу всевышнего, — вчера во сне явился мне и сказал…

Она умолкла, молитвенно закрыв глаза, а сотни горящих глаз впились в ее вдохновенное лицо. Торжественно она продолжала:

— Святой человек сказал: «Иди в большой город, в тот дом, где соберутся женщины-мусульманки. Расскажи им, что видела моя душа, когда Азраил принес ее к подножью аллаха. Прежде всего моя душа увидела неземной свет. Там, в голубом пространстве, на белом облаке, сидел сияющий, как солнце, аллах. По одну сторону его стоял пророк Магомет, по другую — пророк Ленин. Азраил поверг мою душу к стопам аллаха и сказал:

— «Вот праведный ишан Азимкул-ходжа. Он жил по слову корана, и люди называли его святым. О аллах! Что ты назначишь ему?

Сурово посмотрел на меня аллах, и душа моя затрепетала. Голос аллаха был подобен грому:

— Слушай, грешный ишан, служитель пророка Магомета, слушай! Магомет сделал большую ошибку, закрыв лицо женщине. Прошли века, женщина стала домашним животным. Разве этому я учил его? А пророк Ленин исправил ошибку Магомета. Он правильно понял мое слово, которое в коране я дал своему любимому народу. Он объявил мою волю в новом законе. А ты, ишан, плохо читал святую книгу. Ты слушал тех, кто вредил народу. За этот грех ты семь раз в мучениях сойдешь на землю и объявишь то, что слышал здесь». О женщины! Таков был мой сон. Аллах велик и всемогущ! Я передала его волю.

Паризат погрузилась в безмолвную молитву, потом провела ладонями по щекам и, тихо ступая, пошла к своему месту. Безмолвные женщины провожали ее встревоженными взглядами. Стояла тишина. Но вот поднялась Любимова и звонко хлопнула в ладоши. Ее поддержали в президиуме. А затем неудержимые всплески волной прокатились по залу, взорвались неистовыми хлопками.

— Молодец эта жена ишана! Умница. Хотелось бы мне познакомиться с ней, — сказала я Рисолят.

— Это не трудно. Паризат остановилась у меня. После съезда мы с тобой и Паризат поедем ко мне на плов.

В тихом переулке, в уютном домике жила Рисолят. Перед террасой в цветнике доцветали осенние розы. Их благоухание, вливаясь в открытые окна, наполняло комнаты. Две комнаты у Рисолят были обставлены по-европейски, а две по-восточному обычаю устланы коврами с мягкими шелковыми курпачами — подстилками — и с ворохом пышных подушек. Это была михманхана — комната для приема гостей. В другой — обитала Санобар-холя, пожилая родственница Рисолят.

Вместе с нами приехали две наманганки, преданные ученицы Паризат. Была с нами и делегатка Хасанова, Об этой простой, энергичной и преданной женщине следовало бы написать отдельный очерк.

Санобар-холя приготовила обильный дастархан, и мы, выпив по пиалушке чая, принялись лакомиться ароматным пловом. А потом с напряженным вниманием слушали Паризат. Словно шелковое сюзане с затейливым узором, развертывала перед нами рассказчица картины своей жизни.