Эдиге Валиханов - Кенесары

И Европа выдала еще одно слово — «буржуа»: человек свободный, но занятый достижением земных благ, порой даже низменных. И вновь сотрясался континент — от всевластия буржуазности. Предприятия, банки, железные дороги, города и деревни, политика — все склонялось перед властью денег, перед властью банкнот, векселей, долговых и кредитных обязательств, поставок товаров, больших и малых спекуляций, биржевой игры. Свобода этого пути доставляла удовольствия и наслаждения и требовала власти и еще раз власти над другими. Жажда прибыли и наживы прибирала к рукам весь мир. И появилось новое модное словечко — «колония», откуда можно было черпать вдоволь все, что можно, — золото, серебро, пряности, кофе, чай, алмазы, драгоценности, людей. Это уже были не первые конкистадоры, алчущие только золота и золота, надо было строить огромную систему принуждения, которая бы действовала четко, как отлаженный механизм паровой машины. Европа открывала заново Азию и Африку, более дальновидные страны заперли свои двери на целых полвека, но и они вынуждены были открывать свои порты и пристани под орудийные залпы парусников и подписывать унизительные договоры. Ответные действия пришли через добрую сотню лет, и Европа открыла свои двери новому невиданному товару — каратэ и кунфу.

А пока шел век XIX, кровь лилась рекой в новооткрытых колониях. Колониальная система, разрабатываемая в коридорах власти Лондона, Парижа, Вашингтона, все сильнее и мощнее внедрялась на Желтом и Черном континентах. В короне Британской империи оказалась неподъемная жемчужина — Индия. Франция, из авантюры в авантюру, внедрялась в Северную Африку. Энергичные Североамериканские Штаты даже заново переселили свое черное население в Африку — появилась Либерия. Понадобился раздел всей Османской империи и в особенности — захват Константинополя, куда вмешивалась и николаевская Россия. Вспоминаются слова британского губернатора Беягалии Роберта Клайва: «Господа, передо мной находились неисчислимые богатства, я взял только миллион, и я удивляюсь собственной скромности», а также его награждение мечом от оплота британской демократии — парламента. Разгул денег и власти был ошеломляющим. Цивилизация внедрялась огнем и мечом.

Свобода как общечеловеческая ценность, казалось, ушла навсегда, уступив место инстинктам жадности и порока. Лозунги и призывы оказались растоптанными под пушечным и ружейным огнем.

Европейское могущество было доказано. Но законы материального мира стары как сам мир. Действие вызвало противодействие. Началась ожесточенная, бескомпромиссная борьба за свободу. В Европе интеллектуалы все больше обращались к идеям свободы, равенства и братства. Строились, казалось, логически верные теории, где за начало брались или коллективные сооружения в виде фаланг, или заговорщические системы, насилием опрокидывающие власть имущих. Некоторые обращались к самым обездоленным массам — пролетариату, другие — к скрытым, террористическим формам борьбы. Свобода блуждала в потемках по закоулкам Европы.

В то же время свобода предпринимала самые простые и прямые действия за свое предназначение в Азии и в Африке. В начале XIX века формируются мощные государственные объединения: во Вьетнаме — империя Нгуенов, в Аравии — государство Ваххабитов, в Египте — царство Мухаммеда Али. В Османской империи началось движение за реформы. Борьба за свободу была сопряжена в Азии и в Африке с борьбой за создание новых государств, и велась она теми же феодальными методами, что и сама освободительная борьба. Сознание самих народов носило причудливый характер. Нужен был властелин, и он находился, нужно было формировать государство мечом и кровью, и это происходило. Но вместе с тем начало возникать представление о могущественном и самостоятельном государстве, и это находило свой отклик у многих — феодалов, знати, солдат, военачальников, торговцев, духовенства.

Идеализировать такие устремления не нужно — XX век показал, что может происходить с идеальным восприятием героев свободы. Важно иное — государи и те, кто им верил, стремились создавать государства, способные противостоять колониальной экспансии. Редки были иные идеи — идеи справедливости и гармонии, и только самые великие из власть имущих действительно пытались утвердить эти идеи. И их имена вошли в историю.

Борьба за свободу была неотъемлемой частью жизни России. Она имела очевидные успехи и огромные проигрыши. Русское общество сумело также приблизиться к идеалам европейским, к тем призывам и лозунгам, провозглашаемым как революционерами, так и либералами сугубо европейского мышления и толка. Главная идея декабристов — создать в России строй, основанный на законе и уважении личности человека. Они считали, что Россия должна войти в Европу, преображенную Французской революцией. Возлагались большие надежды на «стража» прогресса Наполеона, но они быстро рухнули. Нужен был свой путь — путь русского барина к крестьянам, путь их единения. Но этого не получилось. Лучшие свойства декабристов были воссозданы затем Львом Николаевичем Толстым в романе, который получил такое всеобъемлющее название «Война и мир». В марте 1861 года Толстой писал Герцену: «Я затеял месяца 4 тому назад роман, героем которого должен быть возвращающийся декабрист». Роман об этом не был написан, а был написан другой — о поре возмужания будущих декабристов, о формировании их идей и целей во время освободительной Отечественной войны 1812 года. В романе «Война и мир» мы видим потаенные душевные движения тех, кто выйдет 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь.