Снова надо ехать в Киев. Впереди выпускные экзамены. На вокзал Николай пришел один. Костя каждые каникулы накликал на себя беду, а нынче мольба его дошла до бога: на рыбалке простыл. Поселковый доктор выписал ему освобождение на неделю.
Протолкавшись к кассе, купил билет. До поезда еще четверть часа. Решил прогуляться по перрону. Застегивая карман гимнастерки, увидел, как баул его кто-то поднял. У самого уха — голос:
— Пройдемте-кась…
Жандарм! Богда.
В дежурке, куда он частенько забегал за отцом, еще двое. Из дорожных никого нет. Толстощекий, бритый наголо, с желтыми лычками на малиновых погонах, сидел на стуле дежурного жандарм. Богда, поставив перед ним баул, отрекомендовал:
— Щорс, воспитанник Киевской военно-фельдшерской школы. Возвращается с каникул, так сказать-с…
Бритый откашлялся в кулак.
— Щорса, машиниста, сын?
— Его-с.
Николая обожгла догадка. Обыск! Ждали его. Замешательство тут же сменилось холодным расчетом. Того, что надеются найти, у него нет. Следят за дядей Казей. Предупредить бы его…
— Чем обязан, господа? — спросил, поправляя складки под ремнем.
Бритоголовый не моргая выдержал его взгляд, буднично сказал, указывая пальцем на баул:
— Желательно взглянуть… Отоприте, пожалуйста.
— Замка нет.
Вытряхнул баул Богда. Пересмотрел все вещи, перелистал книжки, тетрадки, выворачивал даже шерстяные носки, вывязанные накануне бабкой. Начальник, отвалившись, потряс с благоговением устав строевой службы, затрепанную книжонку.
— Интересуетесь строевой службой? Похвально, господин фельдшер.
— Не имею чести еще быть таковым, — ответил Николай, не поддаваясь на его миролюбивую усмешку.
— Еще год учебы им-с, — подсказал Богда, передавая застегнутый на ремни баул. — Не смеем задерживать-с. Через минуту ваш поезд.
На перроне, бегая взглядом по толпе, Николай мучительно искал, кого бы послать к дяде…
Июль 1914 года. В день выпуска с утра в спальнях, коридорах суета. Сразу после молебствия в просторном вестибюле выстроилась шеренга воспитанников. Ни одной лишней складки под ремнями, ни одного шевеления в застывших свежих мальчишеских лицах. Напротив — стол под голубым сукном, преподаватели, начальство в парадных мундирах. Свидетельства выдает сам начальник школы, генерал Калашников.
— …Андрей Петруня!
Четкий шаг. Вручение, рукопожатие. Тем же строевым Петруня возвращается, но уже не воспитанником старшего возраста, а военным фельдшером, вольноопределяющимся.
— …Дмитрий Мазур!
— …Николай Пикуль!
— …Николай Щорс!
После выпускного вечера Николай сел в утренний поезд. Надо было денька два пображничать с однокашниками на радостях согласно заведенному порядку. От сестры получил тревожное письмо: что-то с дядей Казей. Пишет намеками. Если бы заболел. То так и сообщила.
Проезжая мост, высунулся в окно. Полный солнца и небесной голубизны, Днепр слепил. Сразу припомнились шевченковские строки: «Дніпро геть-геть собі розкинувсь! Сіяє батько, та горить!..» Николай щурился, ловил открытым ртом свежий ветер, а из головы не выходил дядя. Нет, не болезнь. Нет, нет. Обыск? Арест? Зимой они видались, по казенным делам дядя приезжал в Киев. Поделился с ним, что произошло тогда на вокзале в Сновске при отъезде. На диво он к этому отнесся с усмешкой.
Костя укатил недели полторы назад. Повторным заходом попал в выпускную группу. Наверно, снова река и рыбалка затянули его совсем — мог бы черкануть пояснее, нежели Кулюша. Незаботливый он, равнодушный и к чужим, и к близким. Горазд на всякие прихоти.
Под стук колес Николай одолевают мысли о будущем. С весны отчетливо ощутил, что школа позади и через месяц-другой надо делать самостоятельный шаг. На душе безрадостно. Должность младшего фельдшера в околотке одного из окраинных военных округов необъятной Российской империи страшила и приводила в уныние. За каждый год учебы воспитанник школы должен отработать в армии полтора года. За четыре — шесть лет! При поступлении тогда такая цифра казалась пустым звуком. А сейчас встала перед стеной. Угнетало еще и то, что роль твоя мизерна — ставить градусники, грелки, клизмы, выписывать с чужих слов молодым, по сути, здоровым ребятам твоего же возраста рецепты. Переживания не были бы столь болезненны, не знай он, Николай, что делается вокруг. Мало кого из выпускников тревожит завтрашний день. У иных ретиво действуют родители. Папаша состоятельный — может сунуть кому следует. Трое из выпуска таким образом отвертелись и поступают в университет, на медицинский факультет, кое-кто надеется попасть в офицерские училища. Словом, ловчат всяк по-своему, используя толстый карман и связи.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу