Шадийе Османоглу - Мой отец Абдул-Хамид, или Исповедь дочери последнего султана Османской империи

Спустя пару дней после непрестанных уличных волнений над округой нависла тишина. Богатые жители Будапешта в спешке покинули город. Вместе с ними его покинуло и веселье. Теперь мы редко появлялись на центральных улицах, ибо любой мало-мальски прилично одетый человек мог вызвать подозрения. Большевики, изголодавшиеся и вымотанные бесконечной войной, то и дело искали повод для проявления агрессии. И поэтому, чтобы в относительной безопасности передвигаться по городу, я отыскала в саквояже купленную еще в Вене простенькую шубку из выдры.

Помню, как однажды я надела ее, когда мы с супругом направились в чайную, потому что хотели привнести немного разнообразия в нашу рутину. Путь был недолгим, однако я то и дело ловила на себе полные ненависти и презрения взгляды. Мы уже возвращались с прогулки, как вдруг проходивший мимо нас человек, внезапно выхватив из кармана перочинный нож, вспорол мою шубку и поспешно скрылся. Находившиеся рядом с нами люди попытались задержать нарушителя, но безуспешно: тот оказался проворнее нас и исчез без следа.

Женой турецкого консула в Будапеште была американка. Из-за того, что супружеская чета долгое время проживала в Турции, мадам Джеляль отлично владела турецким языком. Мы довольно-таки неплохо общались с ними, ибо мой супруг знал консула еще до брака со мной.

В те годы я поддерживала активную переписку с великим визирем в Стамбуле Иззет-пашой и министром иностранных дел Решит-пашой. Я решила написать обоим и попросить о помощи. Я не сомневалась в том, что они непременно нам помогут. Однако проблема заключалась не в том, чтобы написать им, а в том, чтобы доставить письмо в Турцию. Так, в один прекрасный день, я, покуда супруг еще не поднялся с постели, рано поутру отлучилась из отеля под предлогом необходимости срочного похода в магазин. Моя американская подруга мадам Джеляль и ее муж жили в отеле «Венгрия», и я, зная, когда Джеляль-бей отлучится в консульство, направилась прямиком в их апартаменты, чтобы поговорить с подругой с глазу на глаз. Она уже видела подготовленные мною письма к великому визирю и министру иностранных дел. Я попросила отправить эти письма через французское посольство в Стамбул и с готовностью протянула женщине снятое с пальца кольцо — своего рода залог успешной доставки. Мы искренне надеялись на успешный исход дела, однако, помня о возможной неудаче, приняли благоразумное решение в случае таковой ни за что не рассказывать о нашем поступке супругам.

С того момента прошло пятнадцать дней. Мы стояли в холле гостиницы, когда к нам, сияя улыбкой, подошел консул Джеляль-бей и протянул записку, переданную ему главой оккупационного командования в Стамбуле Франшем Деспери. На сборы нам давалось два дня. Мы отправлялись на родину в сопровождении одного офицера и двух солдат. Остальные гости, также желавшие вернуться в Турцию, не понимали, как и откуда с подобной скоростью могли прийти подобные вести, и я видела в их глазах искреннюю зависть. Денег им не присылали, что ввергало их в состояние крайней нужды. Обведя взглядом толпу, я отыскала среди присутствовавших супругу моего брата Абдулькадира-эфенди. Они также проживали в этом отеле, однако у брата разболелась нога, отчего он слег и постоянно просил нас его навещать. Тоска по Родине терзала его. Поднявшись в номер к брату попрощаться, мы постарались заверить его в том, что солнце судьбы, осветившее нас, непременно взойдет и для него.

Спустя два дня в отель прибыли снаряженные для нашего сопровождения французы. У главных ворот стояло два автомобиля: один предназначался нам, другой — военным.

Среди провожавших нас были и Джеляль-бей со своей женой. Расставание оказалось невероятно тяжелым. И, покуда автомобили не тронулись с места, мы, утирая слезы, прощались с людьми, ставшими нам дорогими.

Уже в пути мы узнали о том, что в наше распоряжение были предоставлены вагон и локомотив, следовавшие по железнодорожной ветке, построенной специально для военных нужд. По той же линии курсировал только один военный поезд из нескольких вагонов. Поезда гражданского сообщения были и опасны, и переполнены настолько, что раздобыть на них билеты не представлялось возможным, а поэтому предложенный нам способ передвижения был весьма и весьма неплохим.

Холодало. Всюду лежал снег. Необычайно холодная зима с редким рвением вступала в свои права. Когда мы расположились в вагоне, то поняли, что он не снабжен системой отопления. Отсутствовал свет. Но, даже несмотря на эти неудобства, стоило полюбоваться красотой заснеженных гор, чьи верхушки купались в бледном сиянии нависшего над ними полумесяца. Окна вагона были с обеих сторон подернуты тонкой корочкой льда, однако в то же время мы не чувствовали наступления вечера благодаря просачивавшемуся сквозь замерзшее стекло лунному свету.