Олег Соколов - Исповедь о жизни, любви, предательстве и смерти

— Приезжай! Приезжай немедленно, ты можешь ее спасти! Приезжай!

Не понимая, что это значит, я бросился в такси и через полчаса был у

Настиных родителей. Ее мать, взволнованная до крайности, сказала, что Настя произнесла несколько невнятных слов, что-то шептала в ответ на вопросы матери, а потом, когда та вдруг спросила:

— Настя, кого ты любишь?

Она вдруг четко сказала:

— Олега…, и замолчала.

Это было единственное слово, которое она явственно сказала. Мать в слезах воскликнула «Ты можешь ее спасти! Помнишь, спящую красавицу! Поцелуй ее пожалуйста, поцелуй и она придет в себя, она выздоровеет! Я уверена!»

Да, действительно Настя с молодым лицом, ставшим от бледности не некрасивым, а наоборот каким-то ангельским, лежала точно, как спящая красавица из сказки. Я припал губами к ее губам, я целовал ее, говорил ласковые слова, целовал снова…

Но увы, сказка Шарля Перро не повторилась. Спящая красавица осталась абсолютно неподвижной… Но вдруг я увидел то, что не забуду никогда до конца жизни: из глаз лежащей в коме Насти потекли слезы!! Это были две или три слезинки, но это значило, что, будучи неподвижной, она оставалась в сознании, все слышала, все понимала и знала, что умирает…

Больше Настя не приходила в себя, ничего больше не говорила. Через несколько дней она умерла, был август 2003 г.

Так ушла женщина редкого благородства и достоинств, о которой осталась у меня только светлая память и благодарность.

Но жизнь продолжалась и та, которая осталась со мной, старалась ни в чем не уступать в достоинствах умершей. Она осталась такой же преданной, готовой помочь во всем. Без нее я, наверное, не смог бы написать книгу «Аустерлиц Наполеон, Россия и Европа 1799–1805», потому что она не только рисовала все схемы, но и работала со мной в архивах и, что очень важно, работала над копиями документов. Дело в том, что редко архивные бумаги, и в особенности частные письма написаны хорошим разборчивым почерком. Разобрать конечно можно, но для этого — требуется куча времени, причем, начиная читать документ, ты порой не знаешь, а стоит ли он затраченного на него времени? Часто, когда прочитаешь половину, понимаешь, что это безынтересная бумажка, и время, потраченное на ее разбор, просто потеряно. Анна взяла на себя работу разбирать многочисленные ксерокопии французских документов и печатать их, так что я получал их уже в легко читаемом виде.

Работа по переводу текстов из рукописных в печатные, это разумеется не исследовательская деятельность, но это огромная помощь исследователю. Я мог бы сам разобрать эти документы и напечатать их, но потерял бы уйму времени, и работа над книгой заняла бы намного больше.

Помогая в научной работе, Анна не бросила, не испугалась в час действительно смертельной опасности. Не помню точно уже, когда это произошло: 1999 или в 2000? Но то что было, помню в деталях.

Около 11 часов утра я собирался на урок в школе (тогда я еще читал лекции во французской школе, работая прежде всего в университете). Зашел в туалет, и в этот момент раздался звонок в дверь. Не имея возможности быстро покинуть соответствующее заведение, я крикнул Анне:

— Открой пожалуйста дверь!

Я услышал звук открывающейся двери, а потом дикий, чудовищный вопль Анны, крик такого ужаса и испуга, что я не думал вообще, что такой крик бывает. Конечно, зная наши 90-е, я примерно сообразил, что очевидно произошло. Несколько секунд, которые были у меня, чтобы поправить брюки, дали мне возможность приготовиться морально и сообразить, что нужно будет делать физически.

Я выскочил в коридор и увидел то, что примерно и предполагал увидеть. В дверном проеме стояли два типа уголовного вида, тот, который был впереди, держал в руках автомат, второго я видел хуже, не буду врать, чем он был вооружен.

Грубый возглас этих людей был вполне ожидаемый:

— На пол, суки, лицом вниз, иначе смерть!

Но дело в том, что несколько секунд уже хорошо подготовили меня к подобной встрече.

Я знал, что у меня в прихожей висит хороший добрый меч.

Единственной моей мыслью было — успею ли я добраться до меча. Бандиты видимо не обратили на него внимание, для них он был неким декоративным аксессуаром. Пользуясь их относительной неподвижностью, я стремительно схватил меч и ощутил в тот же миг какой-то прилив боевого духа, как воин-викинг из известного фильма. Враги хотят бросить его в яму со зверями, он просит только о том, чтобы ему дали возможность умереть с оружием. И когда ему вручают меч, он с восторженным криком: «Один!» (Один- Бог викингов), — бросается в яму, будучи уверенным, что он погибнет с оружием и попадет в Вальхаллу.