Нина Левина - Дзюдо и кино

Старший сын Леонида Быкова Лесь был прекрасным хоккеистом, в связи с этим его даже освободили от армии. Но парень очень хотел служить, мечтал стать десантником, и отец, используя свою известность, смог организовать ему прохождение службы в десантных войсках. Десантникам увольнительные в то время не давали, и Лёня поехал дня на три в часть навестить сына. С собой повёз пирожки и приветы от матери и один из своих фильмов для показа в воинской части.

Дальнейшие события я рассказываю со слов самого Лесика, с которым у меня были прекрасные отношения. Отец пришёл к нему в первый же вечер своего пребывания в части, весь на нервах, взвинченный, извинился и сказал, что немедленно уезжает. Что произошло, был ли какой-то конфликт с командованием части, он не пояснил. А потом у Лесика начались проблемы. Он получал наряды вне очереди и постоянные придирки и замечания от вышестоящих командиров. А вскоре случился инцидент, навсегда перевернувший его жизнь. Лесика назначили дневальным. Ночью, вместо того, чтобы стоять «на тумбочке», он сидел и читал книгу. Неожиданно с проверкой нагрянул замполит. Лесик вскочил и отрапортовал, как положено. «А это что?» — спросил его замполит. «Книга», — ответил Лесь, после чего получил сокрушительный удар в лицо. Лесик сильно ударился головой о стену, возле которой стоял, так что на затылке лопнула кожа, и полилась кровь. Его отправили в местную санчасть, где врач обработал рану и наложил повязку. На следующий день Лесика перевезли в другую санчасть, где продержали почти два месяца, после чего выписали с заключением — буйный шизофреник, подлежит списанию из армии.

С этого момента начались его мытарства. С диагнозом «шизофрения» он стал изгоем. Перед ним были закрыты все двери, он не мог устроиться на работу даже чернорабочим. Леонид Быков задействовал все свои связи в мире творческой интеллигенции, чтобы помочь сыну, но, увы. На коллективные запросы приходили неутешительные ответы — Минздрав СССР не может изменить диагноз, потому что он был поставлен Министерством обороны. А Министерство обороны не может снять диагноз, потому что Лесик не является военнослужащим. Таким образом судьба Лесика «зависла» между молотом и наковальней. Тогда он сам придумал ужасный способ, как ему избавиться от страшного диагноза. Он решил дерзко ограбить магазин. Он мечтал, чтобы его посадили в тюрьму, ибо тогда это означало бы снятие диагноза «шизофрения». С грустной усмешкой Лесь рассказывал мне, что ему пришлось идти сдаваться самому, так как наша доблестная милиция не смогла его вычислить. Его арестовали, но, вопреки ожиданиям, не посадили в тюрьму, а отправили на принудительное лечение в психушку, в Павловскую больницу в Киеве. Продержали его там год и выпустили. И Лесик снова взялся за старое.

Леонид Быков в то время не жил. Душа болела за сына, балансирующего между арестами и психушкой. Параллельно с этим, зарубили его сценарий фильма «Не стреляйте в белых лебедей». Я лично ездил в Москву и имел доверительный разговор с заместителем Председателя Госкино Павлёнком. От него я узнал, что Быкову никогда не позволят снять этот фильм. Без объяснений. Вернувшись, я уговорил Лёню отказаться от фильма и подумать над другим сценарием. И он взялся за картину под названием «Пришелец». Фильм, высмеивающий и обнажающий недостатки советской власти, полная антисоветчина. Я пытался, как мог, остановить Леонида. Мне было жаль талантливейшего человека, упорно несущегося навстречу трагической судьбе. Но он был очень принципиальным человеком, к тому же обозлённым на существующую власть за поломанную судьбу Лесика. Он не хотел меня слышать.

В мою бытность директором объединения у нас с Лёней сложилась традиция — практически каждый день мы встречались в директорском кафе в три часа за одним и тем же столиком и пили кофе. Местная буфетчица знала об этом, и поэтому, начиная с половины третьего, наш столик никому не было позволено занимать. Потом уже, после Лёниной гибели, я часто ловил себя на том, что снова сижу за этим столиком, поглядывая на часы в ожидании Лёни, который больше никогда не придёт…

В одну из наших традиционных посиделок, Лёня выглядел мрачнее тучи, и я спросил его, что случилось.

— Не знаю, Серёжа, как и понимать, то, что произошло. — Лёня сильно нервничал. — Ходил на днях к Лесику в Павловскую больницу, и меня на разговор на уличную дорожку вытащил главврач психиатр. Он мне сообщил доверительным тоном: «Леонид Фёдорович, делайте, что хотите, поднимите все свои связи, но вы должны вытащить отсюда своего сына. Мы его здесь заколем. Вы же понимаете — я человек подневольный, не могу ослушаться и не колоть его. Вытаскивайте его!» Я уже несколько дней обдумываю его слова…