В комнате чувствовалось напряжение. Тайзерд и Линдеман тихо препирались из-за каких-то мнимых давних обид; вражда между ними была совершенно очевидна.
Черчилль заметил, что в комнате отсутствует одна из ключевых фигур – Джонс, молодой ученый, чьи расследования как раз и заставили собрать это совещание. Обсуждение начали без него.
После падения Франции проблема с каждым днем делалась все более насущной: люфтваффе неуклонно придвигало свои базы к французскому побережью; рейды немецкой авиации над английской территорией становились все более масштабными и частыми. Позапрошлой ночью над Англией пролетело 150 машин люфтваффе. В результате был нанесен ущерб нескольким сталелитейным предприятиям и одному химическому заводу, разрушены некоторые магистральные газопроводы и водопроводы, затонул один транспорт и чуть не взорвался склад боеприпасов в Саутгемптоне. Погибло 10 мирных жителей. Казалось, все громче звучит тревожная дробь, нагнетая напряжение нервного предвкушения немецкого вторжения: чем-то это напоминало медленную экспозицию в триллере (само слово thriller появилось в английском языке еще в 1889 году). Это вызывало у людей раздражение и тревогу, а кроме того, они всё сильнее разочаровывались в правительстве (как явствовало из одного доклада управления внутренней разведки).
Если по ночам немецкие самолеты и в самом деле находили цели с помощью какой-то новейшей секретной системы навигации, было жизненно важно знать это наверняка – и как можно скорее разработать средства противодействия этой немецкой технологии. Черчилль с удовольствием погрузился в это царство секретной науки. Он обожал всякие приборы и тайное оружие, он активно продвигал изобретения, предлагаемые Профессором, даже те, которые другие чиновники насмешливо именовали мечтами помешанного. После провала одного из ранних прототипов взрывного устройства, которое должно было прикрепляться к броне вражеского танка (но иногда почему-то прилеплялось к солдату, который его бросал), Черчилль выступил в защиту Профессора. В служебной записке, адресованной «Мопсу» Исмею, но предназначенной для того, чтобы с ней ознакомился более широкий круг посвященных, Черчилль отмечал: «Любые насмешки официальных лиц, проявивших непозволительную леность при разработке этой гранаты, над неудачей ее испытаний будут восприняты мною весьма неодобрительно» [278] Fort, Prof , 227; Ismay, Memoirs , 172; Gilbert, War Papers, 2:402.
.
Эта «липкая граната», как ее называли, в конце концов все-таки (несмотря на противодействие военного министерства) достигла в своей разработке той стадии, когда ее уже можно было применять на поле боя. Черчилль своей властью преодолел возражения министерства и оказал этому новому оружию всемерную поддержку. 1 июня 1940 года в служебной записке, весьма примечательной по своей четкости и краткости, Черчилль распорядился: «Сделать миллион штук. У.С.Ч.» [279] Fort, Prof , 227.
Когда позже несколько членов парламента начали интересоваться степенью влияния Линдемана на премьер-министра в этом вопросе, Черчилль прямо взорвался негодованием. Во время одного бурного «Часа вопросов» [280] «Час вопросов» – время, отводимое для ответов премьер-министра и министров в палате общин на вопросы членов парламента (как правило, с 14:45 до 15:30 каждый день с понедельника по четверг). – Прим. пер .
в палате общин один парламентарий не только задавал вопросы, содержавшие скрытую критику Линдемана, но и позволил себе неприятные намеки на его немецкое происхождение, что привело Черчилля в ярость. После заседания он набросился на этого критика в курительной комнате палаты общин и – «ревя, как разъяренный бык», по словам одного из свидетелей, – закричал: «За каким чертом вам понадобилось задавать этот вопрос?! Вы что, не знаете, что он один из моих самых давних и близких друзей?!» [281] Там же, 242.
Черчилль велел этому парламентарию «убираться ко всем чертям» и больше никогда с ним не разговаривать.
Обращаясь к собственному парламентскому секретарю, Черчилль заметил: «Любишь меня – люби и моего пса, а если не любишь моего пса, тогда черта с два ты и меня полюбишь» [282] Там же.
.
Доктор Джонс по-прежнему полагал, что совещание на Даунинг-стрит, 10 вполне может оказаться розыгрышем. Он отыскал секретаршу, которая утром оставила на его рабочем столе записку насчет этого мероприятия. Она заверила его, что приглашение действительно поступило. Но Джонса это не убедило, и он позвонил майору авиации Скотту-Фарни – тому самому коллеге, который передал секретарше по телефону это послание. Скотт-Фарни также поклялся, что это не мистификация.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу