Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Слово «рейд» тут весьма символично: оно неплохо характеризует его подход. Его действия не снискали никакой похвалы у чиновников министерства авиации, считавших его команды аварийной эвакуации подбитых самолетов (он именовал их оперативными отрядами) чем-то вроде пиратских шаек. Однажды министерство даже запретило этим отрядам появляться на аэродромах передовой.

Правда, Бивербрук так и не отправил свое девятистраничное письмо. Ему нередко случалось менять свои решения в таком духе. Он часто диктовал послания, полные жалоб и нападок, многократно переписывал их порой, но позже решал не посылать их. В его личных бумагах, которые он в конце концов завещал хранить в архивах парламента, имеется толстая папка с неотправленными письмами. Эта подборка так и сочится невыплеснутой желчью.

Его продолжала грызть изнутри неудовлетворенность. И она неуклонно усиливалась.

В тот же день, 18 июня, во вторник, Черчилль в 15:49 начал свое выступление, посвященное разгрому Франции, перед палатой общин. Эту речь он повторит вечером, обращаясь к общественности по радио. Она вошла в историю как один из величайших образчиков ораторского искусства – по крайней мере в том виде, в каком она прозвучала в парламенте.

Черчилль говорил об отрядах вражеских парашютистов, о десантировании с воздуха, о налетах бомбардировщиков: «Со всем этим нам, несомненно, очень скоро предстоит столкнуться». Он признал, что у Германии больше бомбардировщиков, но напомнил, что у Британии они тоже имеются – и что Британия будет «без перерыва» атаковать с их помощью военные цели на территории Германии. Он напомнил также, что у Британии есть и флот. «Похоже, многие нынче про него забывают», – отметил премьер. Впрочем, он не стал и пытаться как-то затушевать истинное значение падения Франции, отметив, что Битва за Францию завершена. И добавил: «Полагаю, скоро начнется Битва за Британию». На кону стоит не только судьба Британской империи, но и участь всей христианской цивилизации. «Враг наверняка очень скоро обрушится на нас всей своей яростной мощью. Гитлер знает: ему придется сломить наше сопротивление и захватить наш остров – только так он может выиграть войну».

Стремительно приближаясь к кульминации своей речи, Черчилль заявил: «Если мы сумеем отважно встретить его натиск, вся Европа сможет обрести свободу, а у человечества появится надежда на светлое будущее. Но если мы проиграем, то весь мир, в том числе и Соединенные Штаты, все, что мы знаем и что нам дорого, рухнет во тьму нового Средневековья, которое будет куда мрачнее и, быть может, куда дольше, ибо его озарят огни извращенной науки».

Он воззвал к боевому духу всех британцев, где бы они ни находились. «Давайте же, воодушевившись, исполним свой долг, давайте вести себя так, чтобы, даже просуществуй Британское Содружество и Британская империя еще тысячу лет, о нашем времени все равно сказали бы: "То был их звездный час"» [272] Gilbert, War Papers , 2:360–368. .

Многие утверждают, что это был звездный час и для Черчилля – и таковым он бы и остался, если бы он внял совету министра информации и согласился на радиотрансляцию этой речи в прямом эфире непосредственно из зала палаты общин. Как выяснило управление внутренней разведки, обществу требовалось услышать из уст самого Черчилля сообщение о крахе Франции и рассуждение о том, что это означает с точки зрения перспектив Британии в войне. Но процесс организации вещания из парламента (помимо всего прочего, при этом требовалось, чтобы парламентарии своим голосованием одобрили саму трансляцию) оказался слишком сложным.

Черчилль неохотно согласился провести вечером отдельную трансляцию. В министерстве информации ожидали, что он напишет что-нибудь новое, но он с мальчишеским упрямством решил просто повторить свое выступление в парламенте. «Массовое наблюдение» и управление внутренней разведки по-разному оценили реакцию общества на это выступление, но обе организации отмечали недовольство, с которым его встретила публика. «Некоторые предположили, что он был пьян, – отмечалось в докладе «Массового наблюдения», выпущенном на другой день, 19 июня, в среду. – Другим показалось, что сам он не чувствует той уверенности, о которой заявляет. Кое-кто посчитал его уставшим. Казалось, сама подача этого выступления в какой-то степени противоречит его содержанию» [273] Toye, Roar of the Lion , 59. . Сесил Кинг, шеф-редактор газеты Daily Mirror , писал в дневнике: «Не знаю, был ли он пьян или страшно вымотался, но он схалтурил именно тогда, когда должен был произнести лучшую речь в своей жизни» [274] Там же. .