Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

В 19:05 в оперативный пункт местной гражданской обороны поступило сообщение от СОВН: «Авианалет, желтый уровень опасности». Это означало, что обнаружены вражеские самолеты, движущиеся в направлении Ковентри. Затем пришло следующее: «Авианалет, красный уровень опасности» – сигнал, предписывающий включить сирены воздушной тревоги.

Ковентри уже испытывал на себе воздушные рейды. Город реагировал на них спокойно и переносил их сравнительно легко. Однако вечер четверга и ночь на пятницу ощущались совершенно по-другому, чем при прежних налетах, как позже вспоминали многие жители города. Внезапно в небе вспыхнули осветительные ракеты, они спускались на парашютах, дополнительно освещая улицы, и без того залитые лунным светом. В 19:20 начали падать зажигательные бомбы; один из свидетелей вспоминал, что они издавали «шелестяще-свистящий звук – как мощный ливень». Похоже, некоторые из этих зажигательных бомб принадлежали к какой-то новой разновидности. Вместо того чтобы просто воспламениться и создать пожар, они взрывались, разбрасывая горючий материал во все стороны. Было сброшено и некоторое количество фугасных бомб, в том числе пять 4000-фунтовых бомб «Сатана»: судя по всему, их применили с целью разрушить магистральные водопроводные трубы и помешать пожарным командам приступить к работе.

А потом фугасные бомбы полились дождем, поскольку немецкие пилоты наверху «бомбили пожары». Сбрасывали и парашютные мины, в общей сложности 127 штук, из которых 20 не взорвались – либо из-за неисправности, либо из-за запала с замедлителем (который, похоже, люфтваффе применяло с особым удовольствием). «Воздух наполняли грохот орудий, вой бомб, ужасные вспышки и гром разрывов, – вспоминал один констебль. – Небо, казалось, сплошь устлано самолетами» [718] Там же, 79. . Рейд начался так внезапно и яростно, что у группы постоялиц общежития Ассоциации молодых христианок даже не было времени укрыться в ближайшем бомбоубежище. Одна из них впоследствии писала: «Впервые в жизни я поняла, что это такое – трястись от страха».

Бомбы поразили несколько бомбоубежищ. Команды солдат и служащих СОВН разгребали завалы вручную – опасаясь, что иначе они навредят выжившим. Одно убежище явно уничтожили прямым попаданием. «Через какое-то время мы добрались до обитателей этого убежища, – писал один из спасателей. – Одни уже порядочно остыли, другие были еще теплые, но все они были мертвы» [719] Там же, 102. .

Одна из бомб упала рядом с убежищем, где укрывалась доктор Эвелин Эшворт вместе с двумя детьми. Вначале послышался «звук чего-то бьющегося», писала она, а потом – взрыв, и «ударная волна, пошедшая сквозь землю, затрясла убежище». Взрыв сорвал с него дверь.

Ее семилетний ребенок вскрикнул: «У меня чуть волосы не вырвало этим взрывом!»

А ее трехлетний ребенок отозвался: «А мне вообще чуть голову не оторвало!» [720] Там же, 109.

Доктор Гарри Уинтер, работавший в одной из городских больниц, забрался на ее крышу, чтобы помочь тушить зажигательные бомбы, пока они не подожгли здание. «Я просто глазам не верил, – вспоминал он. – Повсюду вокруг больницы светились буквально сотни зажигательных бомб – словно лампочки, мерцающие на исполинской рождественской елке».

В самом здании женщин, лежавших в родильной палате, поместили под кровати и накрыли матрасами. Одним из пациентов больницы был раненый немецкий летчик, приходивший в себя в кровати на верхнем этаже. «Слишком много бомба – слишком долго! – стонал он. – Слишком много бомба!»

Вскоре в больницу начали поступать те, кто получил ранения в ходе этого авианалета (который все продолжался). Доктор Уинтер и его коллеги-хирурги приступили к работе в трех операционных. Главным образом им пришлось иметь дело с поврежденными конечностями и тяжелыми рваными ранами. «Сложность с бомбовой рваной раной в том, что на поверхности у вас небольшое повреждение, но под ним – обширный разрыв тканей, – позже писал доктор Уинтер. – Все раздавлено в сплошное месиво. Бессмысленно латать поверхностную рану, не отрезав массу всего внутри» [721] Там же, 105. .

В другой больнице одна медсестра столкнулась со своим давним страхом. «Во время обучения меня всегда мучила боязнь оказаться в ситуации, когда я держу в руке конечность пациента после ампутации. До сих пор мне везло – ампутации выпадали не на мое дежурство», – писала она. Но эта атака «все для меня изменила. У меня уже не было времени для брезгливости» [722] Там же, 106. .