В другой записи Ширер отмечал, что в наиболее циничных кругах берлинского общества начал ходить такой анекдот:
«Гитлер, Геринг и Геббельс летят на самолете. Самолет разбился, все трое погибли. Кто спасся?
Ответ: немецкий народ» [631] В еще одном докладе разведки приводится выдержка из разговора двоих пленных, записанного британскими следователями с помощью скрытых микрофонов. Один узник говорит: «До сих пор не могу понять, как это Лондон до сих пор существует!» «Да, – соглашался его собеседник, – это необъяснимо. Меня возили по всем окраинным районам, но… там должно было оказаться больше разрушений!» (Special Extract No. 57, WO 208/3506, UKARCH. Любопытно, что эти материалы оставались секретными до 1992 года.)
.
Шли дни, и министр пропаганды Йозеф Геббельс озадачивался все сильнее. Все было как-то нелогично. Он не мог взять в толк, почему Черчилль до сих пор не признал поражение, ведь Лондон каждую ночь утюжат бомбардировками. Разведка люфтваффе продолжала докладывать, что Королевские ВВС находятся на последнем издыхании, что у них осталась последняя сотня истребителей или что-то около того. Почему же Лондон все еще стоит, почему Черчилль до сих пор у власти? Англия не демонстрировала никаких внешних признаков бедственного положения или слабости. О нет, совсем напротив. На очередном совещании со своими пропагандистами, прошедшем 2 октября, Геббельс сообщил, что «в настоящее время Лондоном по всей Британии и, возможно, по всему миру распространяется очевидная волна напускного оптимизма и сопутствующих выдумок» [632] Shirer, Berlin Diary , 448.
.
Стойкость, проявляемая Англией, имела непредвиденные – и опасные – последствия на родине Геринга, среди немецкого народа. Поскольку Англия продолжала сражаться, немцы осознали, что вторая военная зима неизбежна. Росло недовольство. В последние дни новость о том, что правительство Германии распорядилось начать обязательную эвакуацию детей из Берлина, вызвала в обществе всплеск тревоги, поскольку это известие противоречило пропагандистским заверениям Геббельса насчет того, что люфтваффе надежно защитит Германию от вражеских авианалетов. На следующем совещании (3 октября, в четверг) Геббельс настаивал: эта эвакуация носит добровольный характер. Он поклялся: всякий, кто будет распускать слухи об обратном, «непременно закончит в концентрационном лагере» [633] Boelcke, Secret Conferences of Dr. Goebbels , 97. 7. Там же, 98.
.
Бомбардировки Лондона заставляли окружение Черчилля все больше опасаться за безопасность премьера – хотя сам он, похоже, не разделял эту тревогу. Даже самые яростные авианалеты не мешали ему забраться на ближайшую крышу, чтобы понаблюдать за бомбежкой. Однажды холодной ночью, следя за вражеским рейдом с участка крыши, находящегося над подвальными помещениями Оперативного штаба кабинета, он уселся на каминную трубу, чтобы не замерзнуть, и сидел так, пока на крышу не поднялся офицер, чтобы вежливо попросить его подвинуться: премьер-министр заткнул собой дымоход, и дым теперь идет в комнаты внизу, вместо того чтобы выходить наружу. Зачарованный стрельбой зенитных орудий, Черчилль продолжал посещать расчеты ПВО даже в те моменты, когда над головой летели немецкие бомбардировщики. Когда начинался авианалет, он отправлял своих сотрудников вниз, в бомбоубежище, но сам не следовал за ними, а продолжал работать за письменным столом. Ночью и во время дневных перерывов на сон он пользовался собственной кроватью. Когда в Сент-Джеймс-парке, в опасной близости от дома 10 по Даунинг-стрит, обнаружили крупную неразорвавшуюся бомбу, Черчилль сохранил невозмутимость, выразив беспокойство лишь по поводу «этих бедных птичек» (пеликанов и лебедей) на тамошнем озере. Казалось, его не волнуют даже удары, которые приходятся совсем рядом. Джон Колвилл вспоминал, как однажды ночью они шли через Уайтхолл – и вдруг неподалеку две бомбы со свистом промчались вниз. Колвилл присел, ища укрытие; Черчилль же хладнокровно продолжал движение, «вышагивая посреди Кинг-Чарльз-стрит, выпятив подбородок и стремительно отталкиваясь от земли своей тростью с золотым набалдашником» [634] Gilbert, War Papers , 2:818–819.
.
Черчиллевская беспечность по отношению к собственной безопасности вызвала раздраженную мольбу министра авиации Синклера: «В эти дни меня волнует одно – что вы остаетесь на Даунинг-стрит, где нет подобающего убежища» [635] Wheeler-Bennett, Action This Day , 118.
. Он уговаривал Черчилля перебраться в помещения Оперативного штаба кабинета или еще в какое-то хорошо защищенное место. «Вы просто выставляете нас на посмешище, когда настаиваете, чтобы мы жили в подвалах, а сами отказываетесь это делать!» – восклицал он. Вайолет Бонем Картер, близкая подруга Черчилля, говорила ему, как она упрашивает Клементину не допускать, чтобы он забредал в опасные зоны. «Может, для вас это и забавно – только вот нас, всех остальных, это ужасает. Пожалуйста, поймите, что для большинства из нас эта война – театр одного актера (в отличие от предыдущей), и начните относиться к своей жизни как к пламени, которое надо всячески оберегать. Ваша жизнь принадлежит не только вам, но и всем нам» [636] Pottle, Champion Redoubtable , 228.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу