Юван Шесталов - В краю Сорни-най

Возможно, меня и не тронуло бы, не взволновало бы так слово «дикарь», если бы это писал человек враждебный, холодный, если бы не говорил он так проникновенно о моих предках, если бы не коснулся их сути, стараясь найти выход из бедственного положения, бросившись на борьбу с чиновничье-капиталистическими порядками, которые окончательно закабалили северян, если бы…

Дикарь… Это слово могло бы относиться и ко мне. Ведь речь идет о недавних временах. 1884 год. Носилов мог встретить моего деда, который прожил сто лет и который успел поведать мне сказки о старом времени, когда слова «остяк», «вогул», «дикарь» имели одинаковый смысл…

«Я — Человек… Значит, должен я думать: так называться даны ли права мне?!» — воскликнул я в стихах. Наверно, этот вопрос не риторичен и не случаен. И не так уж просто сломить сложившееся веками представление о «дикаре», о неполноценности северян, детей природы, которым якобы опасна цивилизация…

Песня, самоутверждающее слово писателей Севера в этом смысле имели свое определенное значение.

И прежде, чем произнести: «Я — человек. Перед именем этим быть мне пожизненно в строгом ответе!» — прежде, чем произнести это, нужен был большой самоанализ — от древних ощущений близости с природой (медведем, кедром, лягушкой, водой, лебедем, землей, небом) до гордости чувствовать себя гражданином Страны Советов…

И когда я пел про синий ветер каслания, я думал не столько о цвете ветра и игре звуков под копытами оленей, сколько о жизни с ее запахами и красками, о ее вечном ритмичном движении. Задача моя была скромной: донести до слуха читателя древнюю музыку моего Севера, поведать о белой тайге, где бродит жизнь рядом со сказкой.

Этой сказкой, может быть, дышали когда-то все народы… Я ею дышал еще вчера. Вот я иду по зимнему лесу. Один иду. А мне кажется, что я не один в тайге. Вот добрым духом смотрит на меня медведь. А где-то рядом меня подкарауливает и злой дух. Он может на меня науськать своих покорных слуг — зубастых зверей.

Потом я познал иную жизнь. И дерево для меня стало просто деревом, и медведь уже не казался больше духом. Все же и теперь я иногда чувствую себя древним-древним человеком. Может, потому, что тетя моя еще совсем недавно пасла оленей, а отец мой ловит сосьвинскую селедку, и братишки, хотя и научились управлять машинами, все так же бегают на охоту, как их деды.

Но, понимая, что вернуться к тому состоянию духа я уже не в силах, — я пел. Может быть, это песни и других моих сородичей, ушедших на завод, к штурвалу самолета или теплохода, в светлые классы школы или на буровую. И они, наверно, вспоминают об оленях, нельмах, глухарях… И они, конечно, подчас возвращаются к жизни предков. Но навсегда смогут ли вернуться?!

У новой жизни светлый дух и скорость. Кто прикоснулся к ней, тот уже не вернется в древность. Лишь сновидения таежные порой тревожить будут… Наверно, и об этом были мои сказания…

Как стал я писателем — это отдельный рассказ. Но для меня ясно было одно — немаловажную роль сыграл в выборе моей будущей профессии вопрос: «Кто я в этом мире?» Может, не случайно встал этот же вопрос и перед Анатолием?

Время и на Севере уже летит не быстроногим оленем, а космическим кораблем. На этом корабле и я. С высоты полета своего времени я стараюсь пристальнее взглянуть на мир и, призадумавшись, уловить суть происходящего не только во мне, но и в душе моего современника, во всем сложном и противоречивом мире.

Это мой старый сон. Но что-то подобное я видел и сегодня. Что это? Кошмары недавнего прошлого не дают покоя? Или в мире снова что-нибудь случилось?

Вскакиваю с постели, включаю радиоприемник.

Говорит Москва.

Мир как бы ускорил движение. События, сменяющие друг друга на международной арене, сложны, порой противоречивы. Одни радуют людей, другие вызывают беспокойство, тревогу…

Сквозь штору, как сквозь смеженные веки, пробивается серый утренний рассвет. Он уже наполнен привычным шумом проснувшейся улицы. Шаг улицы ритмичен. Рассвет спокоен. Радио вселяет надежду. Надежду на мир, на сосуществование, на взаимопонимание. Но радио доносит и другое:

«…Израильские танки вторглись вчера на территорию Ливана…»