Валентина Краскова - Тайны кремлевской любви

В деревнях, где девушки с ранних лет помогали старшим во всякой работе по дому и вне дома (в пору жатвы или во время уборки винограда) и где они сами должны были пасти мелкий скот, дело обстояло совершенно иначе.

С давних пор свидания любили назначать возле колодцев. Это было идеальное место, где молодой человек мог встретить свою девушку, а сват выбрать невесту.

«Ищи себе жену в богатом водой Удумми, у источников найдешь женщин, набирающих воду. Подожди там день, два или шесть дней; тебе не надо отправлять-ся в чужие края, чтобы найти себе суженую», — говорится в угаритском тексте 1200 г. до н. э.

У колодца можно было встретить девушек, близких по происхождению. Именно у колодца в Харране, в Арамейской земле, состоялась встреча первой любовной пары Библии:

«Когда Иаков увидел Рахиль, дочь Лавана, брата матери своей, и овец Лавана, брата матери своей, то подошел Иаков, отвалил камень от устья колодезя и напоил овец Лавана, брата матери своей. И поцеловал Иаков Рахиль, и возвысил голос свой и заплакал» (Быт. 29, 10–11).

Поцелуй, возвышение голоса и плач являются проявлением страстного чувства. Даже великие герои Гомера громким смехом и плачем выражали как радостные, так и горькие чувства.

«Уста возлюбленной моей подобны бутону, который я жажду открыть своими губами», — пел в незапамятные времена египетский пастух.

«От губ твоих мое тело трепещет, словно тростник», — вторила ему пастушка.

В шумерской любовной песенке девушка пела: «Возлюбленный, сокровище сердца моего, ты силен, словно лев, от поцелуя твоего кружится голова, хочу ласкать тебя, объятия твои горьки и сладки как мед».

Неотделимы от первой любви разлука, тоска, печаль и слезы. О них много говорится в пастушеских песнях, потому что с наступлением зимы пастухи уходили на новые пастбища, и никто не знал, увидятся ли снова пастух и пастушка следующей весной.

В одном древнеегипетском любовном стихотворении говорится о покинутой тоскующей девушке. Она сидит у колодца и смотрит, как жук копошится в песке. Ее приятель пастух ушел со своим стадом. Девушка рисует на песке магический круг, втыкает в середину палку, обвязывает жука нитью и прикрепляет другой конец нити к палке. Она бормочет магические заклинания и следит, как черный навозный жук, который считался в Древнем Египте вестником судьбы, приметой счастья, медленно ползет по кругу, как все короче становится нить. Девушка молит богов о том, чтобы точно также сократилось расстояние от нее до возлюбленного.

Сходные чувства высказаны и в другом древнеегипетском стихотворении: «Ах, поспеши к сестре твоей, подобно газели, что мчится через пустыню; ноги ее дрожат, тело ослабело, и всю ее охватил страх. Охотники гонятся за ней, она не видна в облаке пыли, нет ей отдыха, покуда не переплывет реку, — и вот ты, наконец, в объятиях сестры твоей. Здесь ждут тебя любовь и счастье, друг мой».

Новых высот любовное чувство достигает у римских поэтов. В поэзии Катулла, Тибулла, Овидия, Горация и Вергилия любовь утончается и приобретает неведомые ранее свойства.

Катулл, один из крупнейших неотериков (римских поэтов середины I в. до н. э., впервые утвердивших подход к литературе как к искусству), в своей поэзии воспел и прославил не только культ дружбы, лишенный оттенков прежних официальных «дружб», как, например, у Цицерона. В его строках — легкая игривость, вместе с которой в поэзию впервые пришли обычные житейские темы, понятие «досуга», противопоставленного «делу».

Неменьший интерес представляют любовные элегии Катулла, благодаря которым поэт вошел в историю мировой поэзии. Полные безудержной страсти и поэтической выразительности, они представляют собой историю пережитой поэтом любви к Клодии — прекрасной, но легкомысленной замужней сестре народного трибуна, Клодия, воспетой им под именем Лесбии. Свежесть и естественность мыслей, неподдельные чувства, сочетание нежности и язвительности — все есть в поэтических строках Катулла, певца любовного изобилия и неумеренных страстей.

Как и большинство других римских поэтов-лириков, Катулл вел разгульную жизнь. Он вращался в кругах молодежи, которая все прощала, потому что сама делала то же самое. Любовные песни Катулла за две тысячи лет не потеряли своей свежести и естественности.

«Для Катулла предмет поэзии только то, что он чувствует, — писал его немецкий переводчик прошлого столетия Прессе ль. — Он пишет стихи под властью ненависти или любви, радости или печали, передает исключительно настроение своей души, хотя бы и мимолетные. Потому от его стихотворений веет свежестью, они произведения минуты, непридуманные, безыскусственные. Изображает ли он порывы чувственности словами, откровенными до неприличия, бичует ли язвительными насмешками могущественных людей, как, например, Цезаря, — он всегда оригинален. В нем проявляются последние силы умирающего республиканского духа».