Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

Читал «Крокодил». Подвергался ЛЕНЧеванию [13] Ленч Леонид Сергеевич (1905–1991) — писатель-сатирик. .

«Ты звени, моя пила электрическая, нынче сила в лес пришла механическая…»

(Пели по радио)

Умер папа…

Листья железного венка мелко позванивали на поворотах автобуса…

В крематории исполняли «Грёзы» Шумана. Я хочу, чтобы, когда я умру, их тоже исполняли…

15.12.54

Архангельское. В деревянных конурах прячутся от снега каменные львы. Гуляют генералы.

Старухи разговаривают: «…Она вместе с Аней работает… У них дочка, взрослая уже… За евреем… Машина своя…»

Юноша с девушкой первый раз идут к нему домой.

— А лифт опять сломался, — говорит он, зная, что лифт уже третий год стоит.

Требовательно, как кот в марте, мяукнул аккордеон.

Символ одиночества: лампочка в подъезде.

Популярность, прожившая 10 лет, уже может претендовать на то, чтобы её называли известностью.

В Школе-студии никто из ребят не обидится, если назовёшь его дураком, неучем, отсталым, безграмотным. Но если назовёшь бездарным!..

Шёл и наблюдал: снег не падает на землю и не ложится. Снег садится на землю.

Какой-то невероятный ребёнок: в 1-м классе прочёл учебник астрономии, знает про зенит, про надир и про разные другие чудеса!

Никому не рассказывай о своих горестях: друзей это опечалит, врагов — развеселит…

Предсказывать будущую славу музыканту, поэту или художнику — дело абсолютно безопасное, равно как и безответственное и, тем ни менее, имеющее шансы на успех. Если он не станет знаменит и его забудут, то забудут и твоё предсказание. Но если станет, ты можешь кричать: «А я что говорил!» — и тыкать в физиономии друзьям пожелтевшие страницы. И отблеск чужой славы осветит твоё чело. Сегодня я прочёл рассказ Нагибина «Сын». Летом я прочёл его рассказ «Четунов, сын Четунова». Очень хорошо! Нагибин очень талантлив! Вы ещё услышите о Нагибине! Вы ещё позавидуете Нагибину!

Смотрел фильм «Фанфан-тюльпан». Смешно. Но с драками перебор.

— Любовь и песня неразлучны! — выкрикнул в зал конферансье Эдди Рознера [14] Рознер Эдди (1910–1976) — руководитель джаз-оркестра, композитор. , и в этот миг со страшной силой забили в барабан.

Патефонная хвоя.

Нагибин. «Ночной гость». 4+.

Выставка 1954 года в Третьяковке. Первое место и Большую золотую медаль я бы присудил «Сумеркам» Грицая. Хороши работы Куприянова. Жанр — дёшев. Не плох, а именно дёшев. На Кузнецком Мосту — филиал: графика, скульптура. Хороша Наташа у Шмаринова («Война и мир») и «Сифилис» Пророкова. Климашин стал технарём первоклассным, выделывает чудеса! В Доме художника — Бразилия. Ренина Кац. Слабо. В сравнении со Стейнлейном — очень слабо. В Академии художеств — Мухина. Работы для площадей много интереснее её портретов. Понравился мне 1-й вариант памятника челюскинцам, памятник Свердлову, интересен памятник Дзержинскому, но ставить такой нельзя: это не человеку памятник, а мечу карающему. Памятники Ленину и героям-лётчикам плохи. Очень хороша посуда!

Ходил в Музей имени Пушкина на свидание с моей красавицей Салли Сидденс. Глядел на любимцев своих: Коро, Ренуара. Огромное удовольствие! Коро ставлю вслед Левитану сразу.

Кстати, в «Литгазете» — рецензия на выставку в Третьяковке под рубрикой «Глазами писателя». Писателя такого (баба) я не читал. Так там ни слова ни о Грицае, ни о Куприянове, ни о Неясове. Ладно, хоть Дейнеке всыпала за «Электростанцию».

Говорили о подводных лодках. Все рассуждали о подводных лодках. Я решительно ничего не знал о подводных лодках, но мне ужасно хотелось тоже что-нибудь сказать. Это состояние похоже на то, когда очень хочется писать. Но что сказать? Я ничего не знаю об этих лодках! А все продолжают говорить о лодках. Ну надо же что-то сказать! Я крепился, сколько мог, но не выдержал и встрял:

— А вот у моего товарища был мотоцикл…

И хотя я не сообщил ровно ничего интересного, и разговор опять пошёл о подводных лодках, но как-то полегчало…

Старичок-профессор боится показаться скучным в гостях, и всё время говорит гадости.

Когда в 1941 году старого еврея — парикмахера в Доме литераторов — призвали в армию, он сказал историческую фразу, которая облетела весь мир, и, кажется, есть у Хемингуэя. Он сказал: