Владимир Дуров - О сильных мира того

Тогда Думбадзе приказал расстрелять из орудий компрометирующий его выступ скалы, и таким образом надписи были уничтожены вместе с «крамольными» скалами.

В тo время, как я в Ялте орудовал цирк Безкоровайного, туда же приехал другой цирк, большой первоклассный, братьев Никитиных. Они пожелали, чтобы я у них дебютировал.

Получив телеграмму, я выехал в Ялту для предварительных переговоров с дирекцией.

Ознакомившись с положением жителей и с поведением Думбадзе, я дал принципиальное соглашение директору участвовать, но предварительно, до присылки животных в Ялту, считал своею обязанностью переговорить с Думбадзе, зная его сумасшедший нрав.

Я нанял извозчика в Ливадию, где он жил.

Не могу не упомянуть о случайной остроте извозчика. Проезжая мимо одной из треснувших дач, я спросил возницу:

— А что, не работа ли это Думбадзе, на подобие дачи Новикова?

Извозчик добродушно отвечал:

— Нет, это — дача, добровольно треснувшая…

Оказалось, что в данном случае трещина в каменной стене дачи произошла от сдвига почвы близ моря.

Первое знакомство с Думбадзе, начавшееся очень мирно, кончилось бурей.

— Садитесь, вы — наш интеллигент, — сказал Думбадзе. — Очень приятно с вами познакомиться.

Но когда я стал описывать ему желание привести в Ялту большое количество животных, (8 вагонов) и для этого должен сговориться с градоначальником, — разрешена ли мне будет сатира, — он нахмурился.

— Запретить сатирику смеяться, — сказал я, — это все равно, что отнять у музыканта скрипку.

— А у кого вы будете играть? — быстро спросил Думбадзе. И когда он узнал, что у Никитиных, то сразу переменил тон.

— Если вы позволите себе сказать что нибудь лишнее, — резко крикнул градоначальник, — я всех ваших свиней выброшу в море.

Я вспомнил о галошах околоточного, вспылил, вскочил со стула и сказал:

— Мои свиньи учат людей, как вести себя прилично, как не орать. Я вам не мальчишка.

Повернулся и ушел.

Вот первое мое знакомство с генералом.

Приехав к Никитину в цирк, я рассказал ему о случившемся и уже собирался уехать во свояси, когда Гвоздевич привез от Думбадзе афишу, в которой было ясно сказано:

«Первый дебют знаменитого сатирика-шута со своими дрессированными животными».

Ничего не поделаешь, — я должен был согласиться и подписать контракт.

Здесь начинается история…

Животные приехали, и я решил употребить все силы, чтобы быть сдержаннее и окупить хотя бы взад и вперед дорогу.

Цирк ломился от публики…

Между прочими номерами мой сан-бернар Лорд ловил себя за хвост. При этом я всегда говорил:

— Лорд, поймай себя за хвост, но не оторви, а то будешь собака куцая, как наша конституция.

На этот раз, по-моему, такая невинная шутка, обратила на себя внимание властей.

Чиновник особых поручений передал Думбадзе мои слова. Думбадзе на следующий день приказал Гвоздевичу составить протокол, «обязав Дурова ни о хвосте, ни о конституции не говорить ни слова».

Протокол составили тут-же при публике и от меня была отобрана подписка.

Понятно, это заинтересовало публику, которая переговаривалась и ожидала от меня сегодня же ответа с арены и ожидала не напрасно.

Когда дело дошло до хвоста Лорда, я громко сказал:

— Думбадзе про хвост (прохвост) запретил говорить.

Гром апплодисментов и приказ всесильного генерала о моем выезде с первым отходящим пароходом.

Пароход в этот день опоздал, и я предполагал уехать позднее, но не тут-то было: пристава наняли карету и предложили мне сесть и отправиться на лошадях через Байдарские ворота.

Публика собралась у входа в гостиницу и, пока мы усаживались, — я, жена и собака, — читала посвященные мне стихи, бросала мне цветы и, несмотря на протест полиции, устроила мне шумные овации, далеко провожая меня по набережной…

Вторая встреча с Думбадзе произошла совсем при других обстоятельствах.

Николай II жил в Ливадии.

В Севастополе, на берегу у пристани, стояли мои звери. Пароход оказался переполненным и капитан отказывался принять мой живой груз.

Последнее свободное место на верхней палубе было занято перед самым почти отходом автомобилем эмира Бухарского. Случайно на пароходе оказался генерал Княжевич, который содействовал отправке моих зверей следующим рейсом в Ялту, меня же с моею женой устроил в своей каюте.