Иван Кондауров - Лев Шатров - вожак молодежи

Вечером состоялись партийные и комсомольские собрания, на которых были подведены итоги проверки и объявлены задачи предстоящего боя.

Здесь же Шатров дал многим комсомольцам конкретные поручения: одним — еще раз проверить готовность молодых танкистов к бою, другим — выпустить листовки-молнии, третьим — устроить читку газет, четвертым — провести агитационную работу и т. д..

Собрания окончились. Бойцы, кто на крыле машины, кто просто прислонившись к дереву, как и всегда накануне сражения, пишут домой письма. Вот какую весточку отправил домой Лев:

«Здравствуйте, мамаша, Соня, Фаина, Людмила!

Я в лесу. Забрался в кабину машины и вам пишу это письмо, собираюсь еще многим, многим написать. Сегодня третий день, как на нашем участке наши самолеты все «обрабатывают» поганого немца. Да, жарко им, и даже очень. Их самолеты не показываются. Артиллерия также беспрестанно «угощает» их.

Очевидно, все будет смешано с землей. Я такое количество войск и огня вижу впервые, с такими силами наверняка дойдем до Берлина.

Скорей бы еще сразиться и окончательно задавить гада. Пишите. Целую. Лев».

На следующий день Пермская бригада вместе с другими частями корпуса вводится в прорыв и начинает через так называемые Клотовские ворота наступление на Львов.

Второму танковому батальону бригады дается задание: оборонять город Золочев и не давать возможности немецким дивизиям пробиться ко Львову.

Несколько дней подряд враг атаковал позиции батальона. Немецким захватчикам удалось ворваться в Золочев и укрепиться на окраине города.

Нужно было контратаковать противника. Перед контратакой состоялось комсомольское собрание батальона. Комсорг Иван Кальянов разъяснил танкистам, что нельзя давать возможности врагу оставаться на захваченном рубеже.

— Отдельные подразделения гитлеровцев уже просачиваются в обход Золочева, — сказал лейтенант Кальянов.

Не успел он закончить свое выступление, как откуда ни возьмись с двумя автоматчиками и сам с автоматом за спиной появился старший лейтенант Шатров.

— Как вы смогли прорваться сквозь позиции врага? — удивились танкисты.

— С этими орлами, — показывая на спутников, отвечал Шатров, — в любую щель пролезть можно. Мы так переполошили немцев, что они все еще строчат из пулеметов и автоматов. Слышите?

Действительно, в той стороне, откуда пришел Шатров с товарищами, гремели выстрелы.

— А что это у вас Попов сегодня мрачнее тучи? Или немцы испортили ему настроение? — спрашивает Лев Шатров.

— Нет, товарищ старший лейтенант, — отвечает Кальянов. — Поручение комсомольского собрания не выполнил, газет и писем не доставил.

— Ну, я ему помогу, — говорит Шатров, расстегивая полевую сумку и извлекая оттуда пачку писем и газет.

Приход Шатрова, чтение принесенных писем подняли настроение комсомольцев, ободрили их.

— Недаром говорят: «Письма силы умножают, письма, жизни сохраняют у фронтовиков», — шутил Лев Шатров.

Вступив в бой, танкисты выгнали противника из города. Вместе со всеми сражался и Шатров. Вскоре гитлеровцы начали сдаваться. В наш тыл потянулись вереницы пленных немцев.

Пока танкисты 2-го батальона отражали атаки врага у Золочева, воины 1-го и 3-го батальонов освобождали Львов. 22 июля они первыми ворвались на юго-восточные окраины города. После сильных и упорных боев, 24 июля в 11 часов 30 минут пермяки овладели центром Львова и водрузили, красное знамя на здании театра. 27 июля город был полностью очищен от врага. За освобождение Львова советское правительство наградило Пермскую танковую бригаду орденом Красного Знамени. Уральский добровольческий корпус стал именоваться Львовским.

После Львовской операции, перейдя границу Польши, бригада снова вышла на переформирование. Во время короткого отдыха советские воины знакомились с жизнью польских деревень. Их поражала бедность и задавленность крестьянства, закабаленного помещиками. «Удивляет нас капиталистический строй, как это дико. Барин сидит, а на него работают 10–70 человек; они имеет 900—1200 моргов земли, а 200 дворов имеют по 2–4 морга, и все они по месяцу работают на него. Беднота страшная и большая», — говорится в одном из писем Льва Шатрова.

Уральцы невольно сравнивали эту жизнь с той, что была там, в далеком Прикамье, и еще больше, чем обычно, тосковали по Родине.

«Вчера купался в Висле. Чудная река Висла, но Кама лучше. Как плохо все-таки быть в чужой стране. Языка не знаешь и говорить не можешь, тяжело как-то», — жаловался Лев матери.