Юрий Соколов - Пока живы — надо встречаться

Подувший ветер донес горький запах полыни. От страшной догадки Дарья побледнела.

— Здеся! Сердцем чую… здесь он, — отозвалась она и смолкла.

К ней подходила учительница. Полина Петровна ласково взяла Дарью за локоть.

— Миленькая, не надо… Не плачьте. Этот памятник вскоре после войны поставили. А останки Василия и его товарищей нашли недавно на пустыре за школой и со всеми почестями перенесли сюда. Фамилии еще не успели вписать…

Дарья подняла голову и поглядела на памятник: в скорбном молчании, преклонив колено, застыл воин с каской на руке.

Начался митинг. Один за другим к микрофону подходили люди — старые и молодые, говорили о том, что никогда не надо забывать войну и погибших за нашу свободу…

Поделился своими воспоминаниями старый солдат.

— Здесь были тяжелые бои, — говорил он. — Наши красноармейцы стояли насмерть, задержав немцев у поселка.

К микрофону подошел пионер с какой-то бумагой в руке.

— Мы, красные следопыты, — волнуясь сказал он, — на школьном дворе нашли гильзу с письмом. Нам долго не удавалось прочесть, а когда буквы сложились в слова, получилось: «Матынька родная!.. Держимся до последнего… Прощай…»

Сердце у Дарьи готово было разорваться. Она подошла к пионеру и взяла из его рук листок.

— Это он… сын мой, — чуть слышно сказала она, жадно вглядываясь в полуистлевшую с почерневшими краями бумагу.

— Там больше ничего не написано! — сказал пионер.

Но Дарья уже не слышала. Заметив, что мужчины стоят понурившись, а женщины плачут, она приблизилась к микрофону и, прижимая листок к груди, отрывисто проговорила:

— Будет плакать-то… Герой мой сынок!..

Заиграл духовой оркестр. Когда музыка смолкла, седой мужчина с медалями громко прочитал:

— «Занести в списки почетных граждан рядового Заволжина Василия Петровича…»

Мужчина с орденами поблагодарил Дарью и сказал:

— Вы, мать, воспитали верного защитника Родины!

А она стояла простоволосая, сгорбившаяся, в длинном, до самых пят, ситцевом платье и, скрестив руки, не сводила глаз с широкой, во всю гранитную плиту надписи:

Веря в то, что ее Вася навсегда останется в памяти у жителей поселка, вынула из-под шали сверток с письмами и отдала их мальчику.

Дарья уезжала через два дня. Ветер ли унялся, или сердце отошло, только чувствовала себя спокойней. Окруженная стайкой пионеров, ласково поглядывала на них и обещала отвечать им на письма. Любой из них теперь был ей дорог, как сын.

Живо помню, как с макушки толстой ветлы над бревенчатой плотиной мы с Колюней заметили на далеком бугристом берегу реки, возле неровного стожка сена, мерцающий блеск. Долго всматривались в неясные очертания берега, а блеск все сильнее возбуждал наше любопытство.

Все поблекло перед загадочным сверканием, куда ни посмотрим — все те же дворы, поникшие березы да куры, копошащиеся в пыли. Даже на поспевающие яблоки в Войтичихином саду перестали зариться. Что бы мы ни делали, волнующий блеск так и манил к себе, не давал покоя.

И вот мы пустились в путь. Утром по росной стежке между пряслами огородов. В своем саду уже ковырялась Войтичиха. Она будто вросла в землю над грядками.

Эта старуха, по мнению всех мальчишек села, самая что ни есть вредная. В черном платке и таком же до пят платье, сгорбленная, сложив щепоткой пальцы у рта, сама с собой разговаривала, словно помешанная.

Побаивались мы ее. Но не было яблок слаще, чем в Войтичихином саду! Сочные, румяные, душистые — они, на зависть всем, висели до самых заморозков. Не раз Войтичиха заставала нас врасплох и вдогонку кричала:

— Пострели вас горой! Ох, доберусь до вас, окаянные!

На всякий случай мы убегали подальше… Опасались: наколдует еще. У нее, как поговаривали, глаз нехороший.

Заметив нас, старуха выпрямилась, провожая настороженным взглядом. А мы, чтобы не поддаться ее ворожбе, загнули по среднему пальцу за указательный и, проходя мимо, старались не глядеть в ее сторону.

Пешеходной тропой через хвощи, переплыв коренную канаву, мы шли по лугам на заманчивый проблеск.

К полудню подошли к реке: она только еще угадывалась по необычайной тишине. Но вот с опаской пролезли сквозь елошник с густыми зарослями крапивы, и справа из-за кустов серпом блеснула речная гладь. Из земляных нор стремительно вылетали береговушки. На том берегу недвижно замерли широкие кущи деревьев.

Колюня подобрал камень и запустил, камень упал, не долетев и до середины реки.